В дни разгрома группы Жлобы А.М. Коллонтай писала Дыбенко: «Мой любимый, мой милый, милый собственный муж! Не хватает мне твоих милых сладких губ, твоих любимых ласк, всего моего Павлуши, все думы о тебе, о твоей большой работе. Милый, иногда мне кажется, что в эти знаменательные дни, пожалуй, лучше бы, если бы ты был ближе к центру. Когда человек на глазах, ему дают ответственные дела, ставят на ответственный пост. Я все еще как-то не верю, что мы далеко друг от друга, так живо ощущение твоей близости. Мы с тобой одно, одно неразрывное целое. В тебя, в твои силы я верю, я знаю, что ты справишься с крупными задачами, которые стоят перед тобою во флоте, но знаю также, мой нежно любимый, что будут часы, когда тебе будет не хватать твоего маленького коллонтая. А большой, пожалуй, даже чаще будет нужен тебе. Нужна очень интересная агитационная работа — думаю, как бы помочь тебе в этом?.. Мой милый, милый Павлуша, чувствуешь ли, как мои мысли летят к тебе? Ласки вьются волною вокруг тебя и хотят проникнуть в твое сердечко. Как хотелось бы обхватить обеими руками тебя за шею, вся-вся прижаться к тебе, приласкать твою милую голову, найти губами губы твои и услышать твои милые ласковые слова, в ответ на которые так сладостно вздрагивает и сладко замирает сердце. Милый! Любимый! Твой голубь так страстно хочет скорее, скорее прилететь в твои милые объятья!..»
На столь проникновенные строки Дыбенко отвечал не менее эмоционально, но более безграмотно: «Дорогой мой голуб, милый мой мальчугашка, я совершенно преобразился, я чувствую, как во мне с каждой минутой растет буря, растет сила!.. Шура, голуб милый нежный любимый несколько слов пишу тебе под звуки боя. Я потерял в бою почти весь командный состав. Жажду видеть моего мальчугашку и сжат его в своих объятиях. Невообразимая тоска охватила меня. Кипит работа. Но все это тоска кроме моего мальчугашки. Ты единственное достойное существо, тобою наполнены все мои фибры.» Что и говорить, любовные признания Павла Ефимовича выглядит местами даже трогательно, особенно про фибры, хотя и несколько пошловато.
Из Москвы для расследования обстоятельств разгрома примчалась правительственная комиссия в составе Розалии Землячки (от ЦК РКПб), Глеба Бокия (от ВЧК) и Клима Ворошилова (от РВС Республики). Д.П. Жлобе предъявили обвинение в неудовлетворительном командовании вверенными войсками. Вместе со Жлобой попал под очередное следствие и Дыбенко. Правительственная комиссия приговорила Жлобу к изгнанию из рядов Красной Армии. Впрочем, Жлобу вскоре восстановили в РККА, назначив командовать кавдивизией и отправив искупать вину в поход на Батуми. Что касается Дыбенко, который так же должен был понести наказание, то он, по обыкновению, никакого наказания не понес. Дыбенко просто отстранили от командования и Павел Ефимович убыл в Москву продолжать учебу в академии. На этом Гражданская война для него закончилась.
В результате блестящей победы при Лихтфельде, армия Врангеля смогла перехватить стратегическую инициативу и продолжить наступление на Екатеринослав и южную Малороссию. А сама война на юге Росси затянулась до ноября 1920 года, когда Южный фронт под командованием М.В. Фрунзе, взломав укрепления белых на Перекопе и Чонгаре, окончательно занял Крым.
Глава девятнадцатая
Кровавый лед Кронштадта
А едва закончилась Гражданская война, властям снова напомнили о себе революционные матросы. 24 февраля 1921 года в Петрограде начались забастовки и митинги рабочих с политическими и экономическими требованиями. Петроградский комитет РКП (б) расценил волнения на заводах и фабриках города, как мятеж, и ввёл в городе военное положение, арестовав рабочих активистов. Эти события послужили толчком к восстанию гарнизона Кронштадта. 28 февраля 1921 года в Кронштадте состоялось собрание команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск», на котором была принята резолюция с требованиями провести перевыборы Советов, упразднить комиссаров, предоставить свободу деятельности социалистическим партиям, разрешить свободную торговлю. При этом, приезжавшие в Кронштадт и выступавшие там представители партии большевиков вели себя столь вызывающе, что не только не успокоили матросов, а еще больше накалили обстановку. Изучая документы по Кронштадтскому мятежу, у меня создалось впечатление, что представители РКП (б) сами провоцировали матросов на выступление. Это имело свою логику. Гражданская война к этому моменту была победно завершена и теперь для власти самую большую опасность представляли именно неуправляемые революционные матросы.
1 марта 1921 года на Якорной площади Кронштадта состоялся 15-тысячный митинг под лозунгами «Власть Советам, а не партиям!». На митинг прибыл председатель ВЦИК М.И. Калинин, он попытался успокоить собравшихся, но матросы сорвали его выступление. После этого он беспрепятственно покинул крепость, однако затем комиссар флота Н.Н. Кузьмин и председатель Кронштадтского совета П.Д. Васильев были отправлены в тюрьму. После этого начался открытый мятеж.