Павел Филонов: реальность и мифы

Художник, разделивший с миллионами своих сограждан все страдания беспримерной осады, мог бы разделить и место вечного успокоения в огромной братской могиле на Пискаревском кладбище.

Сестра художника Евдокия Глебова решила похоронить его рядом с могилами родных. Могильщики работали только за хлеб, а оторвать от себя блокадные граммы значило приблизить свою смерть.

Сестра пошла и на это.

Гроб из неоструганных досок сколотил скульптор Суворов (супруг Закликовской — тоже ученик Филонова).

Не все ученики Филонова, оставшиеся в городе, смогли проводить его в последний путь. Транспорта не было, трамваи стояли на заснеженных путях, и идти пешком через весь город — не было сил.

Филонов погребен недалеко от церкви Серафима Саровского на Серафимовском кладбище.

Сейчас на его могиле обелиск черного мрамора.

Мастер ушел от нас, и его эпоха ушла вместе с ним. Что оставил он нам — живым?!

Нам, стоящим перед новыми опасностями и тревогами?

Надежду.

Он оставил нам свою веру в людей и надежду на будущее.

Да не выйдет оно надломленным из наших рук.

Грядущее не приходит.

Оно создается.

Ю. Г. Капитанова (Арапова)^[822]

Портрет художника Филонова^[823]

Во весь рост — в одной руке палитра — испускает лучи света. В другой кисти — исторгают молнии.

Пишет картину: Скованный Прометей.

Художник стоит на полу или земле, лед — мороз, снег.

Ступни посинели — кровоточат.

Из капель падающей крови зарождаются цветы, тернии розы.

Одежда художника белая — бедная чистая.

// На вывеске на бумаге

«Уроки английского языка худож[ник] Филонов» кв. <…> — (English lessons^[824])

Витязь связанный по рукам и ногам.

На живого накладывают доски — погребают, видна яма.

Прометей — молния с неба претворяется в радугу, в кисти, в палитру — сверкает кусок Филоновской живописи.

Цветы — обледенелый иней на стене комнаты. Холодный пар. <…>

Филонов — в руке держит светильник, свечу или головню, поджигает костер.

Филонов — в руке держит кисть, окунает ее в капли крови, в палитру — в форме сердца.

Филонов — пишет Прометея с огнем с факелом.

Коршуны клюют — терзают печень — сердце у Филонова.

Все это превратить в очаг — в жилье, где лежит под саваном умершая жена, Серебрякова (на самом деле она его пережила, будучи парализована, и провожала его гроб, ее везли на санках на кладбище ученики).

Филонов 1941 год осень^[825]

Серебрякова была старше Павла Николаевича на 20–25 лет, и он нежно называл ее в нашем присутствии «дочка». Это было трогательно нелепо, но заставляло нас уважать и чтить его чувства.

Ее сын был ровесник Филонову, т. е. — 40–45 лет^[826].

Тело лежит прикрытое простыней, коптит лампа.

Едва горит керосинка — стоит чайник: на столе хлеб — «паек» в 100 грамм и две картофелины. 1942 год.

Стоят холсты — окна разбиты, кой-где заткнуты бумагой. Ветер треплет, холод, мороз, свирепо.

Все в белом морозе. Гамма белого.

Лицо его помертвело, один глаз полузакрыт, рот синий. Руки посинели, ноги уже умерли, сердце еще бьется.

Дыханье паром.

Внизу картины предшествие славы — будущее.

Кодак или кинокамера. Глазастое хитрое лицо, наглое той профессиональной наглостью, которая отзывается угодливостью.

Я видела на вечере «У Самойло»^[827].

Нева — Петербург — Ленинград — могут быть и памятники.

Лежит полумертвая собака у ног Филонова, перед ней блюдце, шелуха, крошки, очистки картофеля и все.

На стене — ходики, они были расписаны Филоновым.

Шинель его, боевая, военная, может прикрывать труп. Кровать без матраса оклеена газетами «Правдой» или «Лен[инградской] вечеркой».

КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ

М. В. Матюшин^[828]

Творчество Павла Филонова^[829]

Пробудившееся сознание новой меры пространства и предметности дало чудные, странные ростки творчества новых людей в литературе, музыке, живописи и даже в повседневной жизни.

Вся сумма движения материи нового веления, ход ее сцеплений образуют новый мир видимости, может быть и не понятной сознанию старой меры^[830].

Так зверю, наверно, человек кажется совсем не таким, как нам. Зверь, нарисовавший человека, очень бы удивил нас. Никакие детские и дикарские рисунки не дали бы, по идее, подобного.

Но как зверь стоит на грани нового понимания мира, так и мы уже уходим от нашей старой меры и воспринимаем то новое, весенние ростки которого выпирают в странных, невиданных формах и пленительных красках через темную толщу старой разрыхленной почвы.

Так в прежней литературе словесная масса нам кажется уже очень обремененной тягучими прилагательными, дутыми вводными предложениями, не описывающими описаниями, покрытыми серой пылью эпитетов. Так в музыке нас утомила банальность старой классики и еще более академичность современной музыки до начала нашего века. В живописи, несмотря на строгие каноны, художник более свободен в действиях и предоставлен самому себе. Более на виду для себя самого и на сравнении для других.