Павел I

Все так. Нет тут ни логики, ни мистики. Да. У природы нет ни замысла, ни плана. В природе нет ни добра, ни зла. Это мы наделяем благостью или враждебностью те природные флюиды, что пронизывают нас в минуты счастья или отчаяния. А вселенная, сама по себе, равнодушна и бесчувственна к нам. Да. Это мы сами выбираем ключевые знаки для озаглавливания наших представлений о течении истории. – Хронологические совпадения подобны приметам в народном календаре: сбудется – вспомним о примете, не сбудется – не вспомним. Нет тут ни замысла, ни плана – а только игра ума над порожденными им самим мнимостями истории. Не в датах дело – в силе вещей.

Сила вещей – удобный галлицизм для суммарного объяснения причинно-следственных связей.

Вещи здесь именуются не в прямом, а в переносном разуме, как сказал бы Василий Кириллович Тредиаковский: сила вещей – это не только наша привычка к лицам и предметам повседневного быта, лишение которых приводит к ломке психики, это еще и все прочее, не зависимое от нашей воли и ума, – все, совершаемое по стечению обстоятельств, по совокупности воль масс, по произволению всех сил бесплотных.

Так вот: сила вещей в 1742-м году, первом году царствования государыни Елисаветы Петровны, требовала от нее скорейшего назначения наследника, и назначить она могла только одного человека – своего родного племянника, внука Петра Великого – четырнадцатилетнего голштинского принца Карла-Петера.

Матери своей – цесаревны Анны Петровны – он не помнил: она умерла через два месяца после родов, простудившись, когда смотрела из открытого окна на фейерверк, палимый в честь рождения сына. Отец – голштинский герцог Карл-Фридрих – успел приложить руку к воспитанию принца и с малолетства начал приучать его к военным упражнениям, наставляя сына в воспоминаниях о Шлезвиге – части голштинской территории, отнятой некогда, еще во времена Петра Первого, датчанами. Но и отец недолго жил – в 1739-м он отдал душу своему лютеранскому Богу.

Сын остался под опекой двоюродного дядюшки. Воспитанием отрока ведал гофмаршал голштинского двора Брюммер. Учили его так, что когда, по привозе в Москву, государыня Елисавета сделала ему экзамен, то и сама она и все при сем присутствовавшие пришли в оторопь от вопиющести его невежества.

Воспитание его, говорят, было самое тиранское. Можно подумать, что Брюммер репетировал с будущим императором поведение в застенке нашей Тайной канцелярии, ибо язвил его непристойными словами, прилагал с размаху свою руку к разным частям тела и в наказание за неприлежность ставил на горох коленями (Штелин. С. 69).

Непоседливая натура отрока выдержала испытания, но, кажется, все, что осталось в его душе от брюммеровых поучений, – это страх перед побоями.

Ничего этого не знала государыня Елисавета Петровна, когда велела доставить племянника в Россию. Да даже если бы и знала, все равно Карла-Петера привезли бы из Голштинии в надежде перевоспитать: тогда верили в могущество разумного слова.

К нему приставили новых учителей и стали готовить к принятию православного закона. Седьмого ноября он был высокоторжественно крещен и стал называться отныне его высочеством великим князем наследником Петром Федоровичем.

* * *

Стал ли он после переезда на новое место другим человеком? Скоро ли вызрели плоды просвещения?