Павел I

«Его превосходительство Пётр Иванович рассуждал о дисциплине военной и о введении её между прочими чинами в государстве. Сказывал при этом на некоторые примеры оной дисциплины, примеченные Его превосходительством но Германии, во всех правительствах, между гражданами и между крестьянами. Его превосходительство Никита Иванович рассуждал, какие бы у нас можно ввести штатские учреждения, чтобы такой порядок везде господствовал».

Пётр Панин ввел в круг общения Цесаревича своего знакомого полковника Московского пехотного полка Михаила Фёдоровича Каменского (1738–1809)[36], который тому чрезвычайно понравился. Бравый офицер, служивший волонтёром во французской армии, а затем участвовавший в Семилетней войне, много интересного рассказывал. Летом 1765 года Каменской был командирован в лагерь под Бреславлем, где Король Фридрих проводил обучение своих войск. Там Каменский составил план лагеря и описание диспозиции маневров, которые и были осенью того года подарены Цесаревичу Павлу. Для него это стало драгоценным подарком, который он изучил в мельчайших деталях, восхищаясь организаторским гением Прусского Короля. Это восхищение даже вызвало нарекания и Порошина, и Панина…

В описании Каменского имелся один абзац, обращенный к Цесаревичу, на который не мог не обратить внимание юный Павел. «Хотя правнуку Петра Великого меньше всех нужны примеры иностранных государей, однокож оное (описание. — А. Б.) напомнит, по крайней мере, Вашему Императорскому Высочеству недавно прошедшее счастливое время для российского войска, когда оно удостоено было видеть лицо своего Государя после сорока лет терпения». Тут можно обнаружить намёк не только на Петра I (в 1765 году исполнилось сорок лет со дня его смерти), но и на Петра III, лицо которого ещё помнили в войсках.

С 1765 года начинается в жизни Павла увлечение военным делом. Раньше он участвовал в баталиях лишь в своём воображении; теперь же о том увлечении начинают узнавать и приближенные. Чрезвычайно важная запись встречается у Порошина под 5 сентября 1765 года. В тот день Порошин играл на бильярде с ещё одним преподавателем, господином Остервальдом, а Великий князь бегал вокруг, изображая то пальбу, то военные команды. Порошин затем поинтересовался, в какие времена он сие увлечение заимел. И Павел открылся. Порошин записал рассказ одиннадцатилетнего юноши..

«Давно уже, в 1762 году, представлялось ему, что двести человек набрано, кои все служили на конях. В сём корпусе был он в воображении своём сперва ефрейт-капралом, потом вахмистром, и оную должность отправлял ещё в то время, как мы отсюда в оном годе в Москву ехали (на Коронацию. — А. Б.)… Из оного корпуса сделался пехотный корпус в шестистах, потом в семистах человек. Тут Его Высочество был будто прапорщиком. Сей корпус превратился в целый полк дворян из 1200 человек. Тут Его Высочество был поручиком и на ординации у генерала князя Александра Михайловича Голицына.[37] Отселе попал он в гвардию в Измайловский полк в сержанты и был при турецком посланнике. Потом очутился и в сухопутном кадетском корпусе кадетом. Отсюда выпущен в Новгородский карабинерский полк поручиком; теперь в этом же полку ротмистром».

«Таким образом, — подытоживал повествование Павла Порошин, — Его Высочество, в воображении своём, переходя из состояния в состояние, отправляет разные должности и тем в праздное время себя иногда забавляет». В мыслях своих и мечтах Павел Петрович начал «отправлять службу» по крайней мере с восьмилетнего возраста…

Сохранилось несколько описаний облика, манер и образования юного Цесаревича Павла Петровича, принадлежавших иностранцам, которым довелось общаться с ним лично.

Посол Дании Ассебург, имевший продолжительную встречу с Павлом 4 ноября 1768 года, написал: «Великий князь, умеющий придать приятность всему, что он говорит, прибавил несколько слов, крайне лестных для меня, и заставил меня очень живо почувствовать печаль от разлуки с ним. Нельзя совместить вместе большего ума, большей мягкости и большего очарования, чем их сказывается в его поступках и на лице».

Более подробное описание физического и умственного состояния Цесаревича оставил англичанин Фома Димсдаль (Димсталь, Димсдэль, 1712–1800). Занимая пост врача в английской армии, он сделался европейской знаменитостью, став зачинателем важного дела: прививками против оспы. Екатерина II пригласила Димсдаля в Россию, где от оспы умирало множество людей, чтобы покончить с этим страшным бедствием. Она решила показать прочим личный пример, и 12 октября 1768 года в Зимнем Дворце английский врач привил оспу Императрице. На очереди была прививка и у Павла Петровича, но тот несколько недель проболел ветрянкой, и процедуру пришлось отложить до 1 ноября, когда прививка и состоялась. Причём она была сделана с согласия самого Цесаревича.