Павел I

Екатерина несколько месяцев чинила различного рода препятствия для поездки Цесаревича в армию, о чем он её просил письменно и устно многократно, а в начале 1788 года окончательно закрыла тему. Мария Фёдоровна готовилась снова стать матерью[69] и Императрица предписала Павлу находиться при ней. Удостоив надоедливого отпрыска собственноручным письмом, Екатерина обрушилась на пего с гневным обличением за то, что ей «дорогие дети» ничего не сказали о беременности Марии, «Полагаю, что имею множество прав на то, чтобы узнавать о беременности Великой княгини не из расспросов, не из городских слухов и не после всех».

Павел и Мария ничего не говорили Екатерине не из суеверного родительского страха; просто для них грядущее событие виделось радостью со слезами на глазах. Ведь появление ребёнка означало скорую и неизбежную разлуку с ним…

В этот период Екатерина уже серьезно готовилась к официальному отрешению Павла Петровича от всех видов на власть, для чего начала знакомиться с историческими прецедентами. В дневнике статс-секретаря Екатерины II A.B. Храповицкого (1749–1801) точно указана дата, когда она увлеклась этой темой: 20 августа 1787 года. Её, конечно, особо занимала история сына Петра I Цесаревича Алексея Петровича. Несчастный сын неистового преобразователя пал жертвой и собственных ошибок, и злой воли отца, усмотревшего в нём угрозу своим преобразованиям.

Пётр поверил совершенно абсурдным слухам о том, что Алексей намеревался свергнуть его с Престола при помощи группы заговорщиков и австрийских войск! Алексей Петрович под жесточайшими пытками «признал» наличие подобного замысла! Несмотря на то, что Алексей каялся, рыдал, выдал всех и вся, умолял о снисхождении.

Петр был неумолим: царского сына лишили звания «Цесаревич», хотя это было родовым признаком, предали суду и казнили 26 июня 1718 года в Трубецком бастионе Петропавловской крепости. На следующий же день как ни в чём ни бывало «Пётр Великий» пировал на банкете по случаю годовщины Полтавского сражения…

Изучив всю эту жуткую историю, Екатерина, естественно, полностью одобрила действия Петра Первого. Она находилась в состоянии такого восторженного возбуждения, что даже оставила потомкам особую «записку» с изложением собственных умозаключений.

«Признаться должно, что несчастный этот родитель (Петр I. — А. Б.), который себя видит принуждённым для спасения общего дела отрешить своё отродье. Тут уже совокупляется или совокуплена есть власть самодержавная и родительская. И так, я почитаю, что премудрый Пётр 1, несомненно, величайшие имел причины отрешить своего неблагодарного, непослушного и неспособного сына. Сей наполнен был против него ненавистью, злобою, ехидной завистью; изыскивал в отцовских делах и поступках в корзине добра пылинки худого, слушал ласкателей, отдалял от ушей своих истину, и ничем не можно было так угодить, как понося и говоря худо о преславном его родителе. Он же сам был лентяй, малодушен, двояк, нетвёрд, суров, робок, пьян, горяч, упрям, ханжа, невежда, весьма посредственного ума и слабого здоровья».

Екатерина использовала все возможные уничижительные эпитеты, чтобы показать, что поступок Петра I не подлежит спору. Правда, она прямо не сказала, что Алексей достоин был смерти, но из контекста вышеприведённого обличения это вытекает с неумолимой неизбежностью. Согласно данной логике, Пётр и как Самодержец, и как родитель имел полное право отрешить сына от наследования Трона, а значит и она, на основании той же властной прерогативы, может смело идти вослед за «премудрым».

Екатерина II «во имя общего дела» уже уничтожила двух Императоров — Петра III и Иоанна Антоновича, и у неё не дрогнет рука расправиться и с Павлом. Самое поразительное во всей этой истории, что Екатерина II так и не осуществила подобного намерения. Её восторженные почитатели не могли этого объяснить, и с тайной грустью всегда намекали, что это было бы великое благодеяние.

Но не случилось, не получилось. Тут так и хочется сослаться на Провидение, или волю Божию. Подобная трактовка напрямую замыкается на истолкование Божьего Замысла, однако подобные произвольные силлогизмы в светской литературе совершенно недопустимы.

Думается, что Екатерину, всегда руководствовавшуюся прагматическими земными расчётами, именно здесь и поджидала самая большая трудность, которую она преодолеть не сумела. Чтобы сделать Павла из избранника простым смертным, надо было предать всему делу публичный характер. Одно дело задушить кого-то в скрытой от глаз комнате (Пётр III) или убивать шпагой в каземате (Иоанн Антонович), а потом пускать s публику желаемые версии. Совсем другое — вершить дела на свету, перед лицом всего мира.

Павла Петровича надо было в чём-то обвинять, надлежало доказать его или умственную неполноценность, или причастность к государственному заговору. Петру I в этом смысле «повезло»: его сын Алексей бежал из страны и почти два года обретался в Европе, ведя переговоры с тайными и явными врагами и недоброжелателями России.