Павел II. Книга 1. Пронеси, господи!

Форбс опять сидел в своем рабочем кабинете за столом-пультом. На сей раз поверхность стола, обычно девственно-чистая, сплошь была завалена служебными бумагами, копиями журнальных вырезок, отчетами, справочниками и весьма значительным количеством светло-зеленых тетрадочек — бюллетеней ван Леннепа, среди них попадались и более старые, темно-зеленые, которые выпускал давно покойный предиктор Уоллас. Только вчера пришел последний бюллетень голландца, и со спокойствием, с которым принимал в жизни и величайшие радости и горчайшие неудачи, генерал узнал, что после реставрации в России Романовых, вероятность которой сейчас уже превысила критическую величину и стала вполне возможной, институт Форбса в недрах Элберта будет иметь работы еще больше, чем раньше, так что об отставке думать не приходится никому, кроме… — Дальше следовал длинный список, но в нем все мелочь одна, даже проклятый Аксентович там не фигурировал. Вся грандиозная операция шла более или менее по плану, но из-за нее больше трех месяцев уже не имел генерал ни минуты личной, древнекитайской жизни. Даже сегодня, в канун европейского Рождества, он вынужден был готовить доклад о ходе реставрации династии Старших Романовых, — иначе не поспеть ко дню инаугурации нового президента. Впрочем, доклад в данном случае играл роль скорее наполнителя времени: чем бы ни заниматься, лишь бы что-нибудь делать. Проклятый голландец в последнем бюллетене ни много ни мало велел ему, генералу американской армии, человеку почти никому не подчиненному, сидеть нынешнюю ночь на рабочем месте и ждать событий! Когда бы не полная непогрешимость предиктора, — Папе Римскому такая не снилась, — Форбс бы решил, что над ним издеваются. Но сколько раз уже светловолосый мальчик «снимал комплексы» у правительства США; случался кризис с заложниками в Иране, а мальчик говорил не извольте беспокоиться, посидят и выйдут, занимайтесь чем понасущнее, правда, заложники еще в Иране, но меньше чем через месяц будут на свободе; проигрывалась Советам Ангола, а предиктор говорил: плюньте на Анголу, занимайтесь чем понасущнее, этой страной есть кому заняться и без вас, вообще этим другой предиктор занимается, — кстати, о Небо, сколько их вообще в мире всего, предикторов-то? И мальчик спокойно отвечал: кроме меня, всего двое живых на службе, да еще двое на вольных хлебах, но их не берите в голову. Да как же не брать в голову и не психовать, когда, значит, ты сам, Геррит ван Леннеп то есть, второй у буров есть, тоже ведь по происхождению как бы голландец, а третий кто, черт его дери? Голландский мальчик холодно отвечал, что о третьем не беспокойтесь, он скоро самоустранится. Получалось так, что один только пророк из занюханного Хенгело знает — что кому нужно, чем кому заниматься, зачем мы вообще живем, за что деньги получаем. И сегодня, в ночь под Рождество, сидит себе голландский мальчик при кальвинистской елочке, а он, генерал Форбс, слушает доклад, работает, как… не будем уточнять цвета кожи, на плантациях. Поневоле начнешь думать об отставке, хотя знаешь, что никто тебя в нее не отпустит и сам ты первый на своем же заявлении крест поставишь. Телепатов среди генералов все-таки маловато!

— Таким образом, золотой паритет будущего рубля Российской Империи, с пренебрежимо малой степенью от прогноза в случае успешной реставрации, в 1990 году составит…

— Проследите, О'Хара, чтоб конечный текст не содержал никаких «в случае». Еще раз дотянитесь до клавиши, нажмите и не отпускайте, пусть у него индейка в желудке от звонка закудахчет. Жмите сильно, чтоб визжало на всю лабораторию!