Павел II. Книга 1. Пронеси, господи!

Бестселлер Освальда Вроблевского, подготовленный, кстати, еще в сентябре, а теперь изданный огромным тиражом и спешно переводящийся на основные мировые языки, — перевод на русский уже в типографии, кстати, — тоже валялся на столе Форбса. Автор, профессор Гарварда и довольно известный беллетрист, исключительно бойко разворачивал повествование о жизни старца Федора Кузьмича, начиная с трагических таганрогских дней, со странного прощания с закрытым гробом. Книга изобиловала таким количеством трогательных подробностей, что, пожалуй, следовало ожидать в ближайшее время увеличения числа прихожан в русских церквях. Пусть. Не Форбсу, то ли конфуцианцу, то ли буддисту, он и сам плохо понимал, кто он на самом деле, было бороться с такими вещами. Автор книги, кстати, проводил интересную мысль, что самая прекрасная и законная форма государственного правления — сантократия, форма государства, при которой во главе правительства стоит святой человек. А если не святой, их вообще-то мало, то пусть правит потомок святого. Воздавалось должное и императору Константину Багрянородному, и королю Людовику Святому, заодно уж и мученику Николаю Второму, хотя тот и происходил из младшей линии узурпатора Николая Первого. Мол, уж если б оставались у него сейчас какие-нибудь прямые и законные потомки, то вполне можно бы ставить вопрос так, чтоб в России было два царя сразу, что уже имело место в прошлом. Но — увы. Вел повествование Вроблевский убедительно и аргументированно, ссылаясь на подлинные документы, частью давно заготовленные институтом Форбса, частью аккуратно фальсифицированные, — время не терпело, важна была цель, а не средства. Когда Павел станет императором, на место фальшивок можно будет вставить подлинные документы, подготовить новое издание. Вроблевскому, кстати, принадлежала также и богатая мысль о том, что истинной целью русской революции 1917 года было лишь свержение младшей линии дома Романовых, безусловно, с целью возведения на престол царя из старшей ветви династии. Октябрьский же переворот пришлось устраивать потому, что революция начала перерождаться, и, дабы закрепить ее завоевания, дабы выполнить подлинные предначертания судьбы, как раз и встал во главе России кремлевский мечтатель. Разве не писал он о прогрессивности войны 1812 года? А ведь именно старец Федор Кузьмич был в конечном счете победителем армий Наполеона! Ясно, в лучших своих грезах кремлевский мечтатель видел, как в России по окончании голода и разрухи престол перейдет к потомкам Федора Кузьмича. Он ведь уже объявил НЭП! Но — явился новый узурпатор, Сталин. Этот хотел короноваться сам. Однако не посмел, знал о том, что где-то цело, где-то сберегается подлинное семя русских царей. Поэтому он и способствовал массовым репрессиям, надеялся на закон больших чисел — мол, чем больше народу погибнет, тем вероятней погибнут и наследники русского престола. И тысяча книксенов русскому народу. Пусть его, так надо. Лишь бы не стали американского подданства всей страной требовать. Со дня на день, кстати, должен был выйти на экраны двухсерийный голливудский боевик «Анастасия Первая» — повесть о любви юной сибирской дворянки и старого императора.

— И сама перспектива принятия Российской Империи в Международный Валютный Фонд, несомненно, может рассматриваться только как явление глубоко положительное и для самой организации, и для США в частности.

— Отличная мысль, О'Хара. Полагаю, ее одну только и вставьте в доклад. Интервью Пушечникова постарайтесь сократить раз в десять. Все понятно будет из одного абзаца, почти из любого. Позвоните Эриксену, пусть и нам индейки принесет, что ли…