Павел II. Книга 1. Пронеси, господи!

В общем, Гаузеру было пакостно. Простейшим прослушиванием удостоверившись, что в самолете других телепатов нет, всех шестерых попутчиков он вызвал на связь; все сидели сзади, он их не видел (тьфу, гадость, эта самая Лола как раз полезла в штаны к этому самому Роджеру, а он уже готов и подставляется, подлец, а этот самый Роберт, и помыслить гадко, что делает с этой самой Эрной, да, а третья пара чего ждет?..).

— Готовность семьдесят третьей степени?

— Семьдесят три!

— Все техники-маркшейдеры?

— Все!

— Отставить лапанье!

Мощный спад секс-напряжения. Отставили.

— Повторить цель экспедиции. Герберт, вы докладывайте, прочим заткнуться!

— Отыскать пропавшего агента номер зет-римское-пятьдесят-четыре, иначе говоря Дж. К. Найпла, по заданию полковника Мэрчента передать ему советскую неконвертируемую валюту и снаряжение, в случае невозможности доставить его в Штаты!

— Тьфу… Дерьмы.

Гаузер твердо решил для себя, что ему снова, как в пятьдесят девятом году, достался в подопечные сношающийся детский сад. Будь они прокляты. Явно работать придется одному. Кто знает русский язык?

Ответом ему было глухое телепат-молчание. Русского языка не знал никто. Гаузер тем более.

— Кровавое дитя… — Гаузер мысленно перевел на английский чудовищное венгерское ругательство, подобного которому он не знал ни в одном языке. Ведь вся группа окажется в СССР немой! Как, спрашивается, вести себя после отрыва от гида? От Интуриста? Вообще, как хоть что-то делать в России? Хорошо этому подонку, Найплу, он школу ЦРУ кончил, значит, русский знает в обязательном порядке. А ему что делать, он этого языка сроду не учил?! Ведь всех собак теперь все равно на него, на Гаузера, повесят! Хоть поворачивай домой прямо в воздухе. Что делать? Гаузер с горя выпил еще две с половиной двойных чего-то. Видимо, водки. А, кровавое…

А самолет уже прошел над Северным полюсом. Вот-вот пойдет на посадку. А следом надо будет делать рога таможне. Ведь нужно скрыть от нее пять килограммов детонатора! Пятьсот клопомикрофонов! Пятьдесят тысяч в подлинной советской валюте! Еще Бог знает что! Гипнотизировать ее, суку! От ужаса Гаузер выпил еще две с половиной двойных. И еще две с половиной двойных. Доза была уже очень приличной. Но не настолько, чтобы забыть о сраме, который ждет его через два-три часа. Так что на всякий случай Гаузер выпил еще две с половиной двойных. Стало чуть легче. Почти пинта в организме. На посадку? Давай. Ремни присте..? Давай. А выпить еще дадут? Две с половиной? Уже не положено? А три доллара? А еще одну? А? Нельзя?

— Да кто у вас тут главный, бляди вы такие?

— Мистер, если вы знаете русский язык, это тем более обязывает вас не выражаться!

— Что такое? Мы же это, как там на каком языке, летим…

— А мне по…

— Да вы что, гражданин, вовсе усосались?

Гаузер очнулся. Один из трех его смазливых попутчиков, Герберт этот самый, тряс его за плечи, крича по телепатическому каналу:

— Сэр, вы же знаете русский! Мы спасены! Мы выполним!..

— Н…нет. Не выполним.

Лепет стюардессы, ставший понятным на мгновение, снова превратился в набор каких-то шипящих звуков. Белый как полотно Гаузер принял из ее рук очередные две с половиной. Это все только показалось — от перепоя. Нет… Не показалось.

— Надо будет гражданина в медпункт сдать!

Этого языка Гаузер не знал, не учил. И все же без сомнения это был РУССКИЙ язык, на каком же еще могла разговаривать эта перезрелая дура? И язык был Гаузеру понятен. И он мог ответить.

— Все в порядке, мамаша.

Стюардесса вскипела:

— Это я вам мамаша? Да я вам, хрычу старому, в дочки…

— Нет, мамаша, не годишься. А если сама признаешься, то, значит, я как раз твою мать…

Тяжесть исчезла. Самолет шел на посадку в Шереметьево.

Через полтора часа, окончательно пройдя все досмотры с помощью Гаузера, виртуозно сделав рога всем этим олухам в мундирах, сидели все семеро попутчиков в огромном здании олимпийского аэропорта. Самый смышленый из попутчиков, все тот же самый Герберт, гомосек проклятый, суетился, подливая Гаузеру в бокал водку по капельке.

— Еще, сэр… Как по-русски будет «любить»?

— Ты о чем, падла? О занятии этом своем любимом гнусном?

— Сэр, я ни слова не понимаю по-русски, вы же знаете! Так, сэр. Когда разовая доза неперегоревшей в организме водки переходит у вас за четыреста пятьдесят граммов, вы начинаете говорить по-русски!

— Ты уверен, падла?

— Сэр, отвечайте мне по-английски!

— Пинту, значит, выпить полагается?

— Фактически больше, ибо часть алкоголя тут же и перегорает.

— А вот если вы выпиваете более полной бутылки, — Герберт покосился на почти пустую на столе, — то вы…

— Блюю!

— Либо снова забываете русский язык, либо блюете! Простите меня, но мне кажется, мы все же можем приступить к исполнению миссии!

— К премии лезешь, падла?

— Сэр, Господи Боже мой, я же ни слова не знаю по-русски, говорите по-английски!..