Павильон Дружбы

— Мы обсудим это на нынешнем вечернем заседании Комитета, — вынес свой приговор Робеспьер. — У тебя все? Тогда займись чем-нибудь полезным. Съезди в Люксембург, помоги Ленде разобраться с этими обезумевшими женщинами. Но! — Максимильен наставительно поднял тонкий палец. — Постарайся обойтись без увечий, жалоб и обесчещенных патриоток. Ты меня понял, Колло?

— Да понял, понял, не дурак…

«Хотя бы поблагодарил, хрыч сушеный, пудреный, никуда не годный!»

* * *

Она стала маленькой лодочкой, плывущей по затянутой туманом широкой реке, лодочкой, увлекаемой течением и приткнувшейся в конце концов к берегу. Бесформенные, расплывчатые очертания обрели резкость, и Либертина поняла, что лежит на чем-то мягком, смотря в потолок, расписанный бледными, чуть облупившимися розами. А повернув голову влево, она увидела сидевшую в кресле незнакомую молодую женщину в скромном домашнем платье — женщину с узлом каштановых кос на затылке, уютно-привлекательную, словно лучившуюся спокойной доброжелательностью. Женщина читала, изредка поглядывая на Либертину.

Заметив, что маленькая танцовщица открыла глаза, дама не спеша отложила книгу и поднялась. Либертине понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить — незнакомка в тягости, причем на изрядном сроке — и тут перед ее лицом возникла фарфоровая кружка с носиком-поилкой.

Либертина пила долго, приходя в себя, озираясь и прислушиваясь к собственному телу. Удивленно взглянула на собственные кисти, аккуратно перевязанные бинтами, скривилась, ощутив, как неприятно режет в левом боку — словно кости скребут о кости. Где она, что с ней произошло, кто эта женщина — сиделка?

— С возвращением в мир живых, — мягко произнесла незнакомка. — Меня зовут Беатрис, а ты — Либертина…

— Катрин, — маленькая танцовщица с трудом признала свой голос, скрипучий и какой-то неприятный. Либертина умерла, Либертины больше нет и никогда не будет.

— Хорошо, пусть Катрин, — столь же невозмутимо согласилась Беатрис. — Не волнуйся, ты в безопасности. Когда ты ушла и не вернулась, Франсуа обеспокоился и принялся тебя разыскивать. К сожалению, мы наткнулись на тебя только вчера — в лазарете при бывшем монастыре святой Екатерины…

— Кто такой Франсуа? — перебила Катрин. Рассыпанные кусочки складывались в мозаику, в картину, в воспоминания о драке на площади Старого Рынка, об ударах, страхе… о подвале. Подвале и раскачивающейся лампе, о державших ее руках, о…

Катрин зажмурилась. Беатрис умолкла, взяв ее за руку и согревая холодную ладошку маленькой актрисы своими ладонями, не высказывая напрасного сочувствия, но стараясь успокоить. Прося Господа благословить и не оставить милостью своей тех людей, что наткнулись на валявшуюся в переулке девочку и потрудились отнести ее в лазарет, за то, что Фабру посчастливилось отыскать свою пропавшую подопечную, и за то, что дух и тело Катрин оказались достаточно крепки, чтобы не позволить ей сломаться.

— Франсуа Фабр, помнишь такого? — наконец заговорила Беатрис, когда рыженькая девушка вновь открыла глаза. Сухие, без малейших признаков слез.

— Эглантин. Я просто не знала, что его зовут Франсуа. Вы его подруга, да? Это его дом? — Беатрис кивала гладко причесанной головкой в ответ на каждый вопрос. — Праздник! — Катрин попыталась вскочить, рухнула обратно и в панике заметалась по постели. — Праздник, а я все испортила! Всех подвела!

— Праздник уже состоялся, — за спиной Беатрис скрипнула открывающаяся дверь, пропуская Фабра. Завидев его, Картин сделала вялую попытку с головой укрыться под одеялом. — К моему величайшему сожалению, нам пришлось обойтись без Гения Юности, но в целом народ и Конвент остались довольны красочным балаганом. Беатрис, как она?

— Жить будет. Возможно даже, долго и счастливо, — откликнулась Беатрис. — Если вы оба не станете каждые четверть часа тормошить несчастного ребенка расспросами, дадите ей спокойно выспаться, а потом поесть. Похоже, вас, актеров, Господь лепил из какой-то особой глины, не такой, как прочих смертных — с такой яростью вы цепляетесь за жизнь. Все, дорогой, ступай.

Эглантин ободряюще улыбнулся ей на прощание — почти как прежде, теплым солнечным отблеском — и вышел. Он не прикрыл за собой дверь, и Катрин успела заметить шагнувшую ему навстречу долговязую фигуру, услышала пусть приглушенный, но знакомый голос. Потом дверь тихо захлопнулась, и Катрин перевела вопросительный взгляд на Беатрис. Молодая женщина заботливо поправила одеяло на постели.

— Что, девочка?

— Там… там Колло?

— Да, — спокойно, будто обсуждая сам собой разумеющийся предмет, подтвердила Беатрис. — Это Колло, и в последнее время он предпочитает жить у нас. Из-за меня… и из-за Франсуа. Это сложно объяснить, девочка… но так уж вышло.

— Я понимаю, — Катрин улеглась, закрыв глаза. — Я все понимаю. Я посплю, ладно?

— Конечно.

Беатрис уселась на прежнее место и раскрыла книгу на заложенной закладкой странице. Потрескивали дрова в печках, за окнами кружились первые робкие снежинки, безнадежно стараясь перекрасить грязную парижскую мостовую в белый цвет.