Павильон Дружбы

Маленькая танцовщица знала, что ей рассчитывать не на что, и не волновалась понапрасну. Вот года через два-три, когда она подрастет, тогда на нее и обратят внимание, а сейчас она всего лишь тощенькая девочка-подросток. Посреди охватившего Театр Нации смятения Либертина тихонько сидела в маленькой гримерке Николь перед распахнутым шкафом, перебирая разноцветный ворох платьев и соображая, какие из них нуждаются в починке в первую очередь. Сама актриса пребывала невесть где, и Либертина краем уха прислушивалась, не раздастся ли в коридоре знакомый цокот каблучков.

Дождалась она приближающего гула спорящих и негодующих голосов, мужских и женских, катившихся по узкому коридору подобием снежного кома с горы. Шум оборвался у дверей гримерки, щелкнул замок, снаружи загомонили еще сильнее — Либертина безошибочно опознала режущий, как нож, высокий голосок Эмилии Конта, девицы смазливой, но вздорной, безуспешно метившей на место примадонны. Снаружи бушевал очередной скандал, затянувший в свой водоворот обычно невозмутимую Николь. Либертина опасливо высунулась из-за дверцы шкафа, держа переброшенное через руку платье Марии Стюарт с пышными юбками — раздраженная гамом актриса сейчас наверняка потребует, чтобы ей сварили кофе.

Николь в туалетной была не одна. С ней пришел мужчина, с совершенно обессиленным видом рухнувший в любимое кресло покровительницы Либертины и нехотя обернувшийся на скрип давно не чиненых половиц под ногами танцовщицы.

Прежде Либертина уже сталкивалась в театральных коридорах с этим человеком — он частенько наведывался в Театр Нации. Говорили, якобы он — большая шишка в Конвенте, чуть ли не правая рука самого Жоржа Дантона, Отца Нации. Еще говорили, что он в прошлом был актером — а это ремесло метит свои избранников не хуже каторжного клейма, не смывающегося до конца жизни. Она слышала, как его окликали знакомые — d’Eglantine, Шиповник — и удивилась столь оригинальной фамилии. Или то было прозвище? Либертине он показался довольно старым — лет тридцати или даже больше — но ее удивил и поразил цепкий взгляд блестящих темных глаз, приковавший ее к месту.

— Это что такое? — указательный палец ткнулся в растерявшуюся Либертину, а вопрос был обращен к Николь, стоявшей за креслом, облокотясь на высокую резную спинку. Рука актрисы лежала на плече мужчины, и маленькая танцовщица явно оказалась здесь третьей лишней.

— Либертина, — несколько раздраженно отозвалась Николь. — Девочка, ты не могла бы выйти?

— Уже, — Либертина торопливо заталкивала тяжелые и скользкие платья обратно в шкаф, а они, как назло, соскальзывали с вешалок.

— Погоди, погоди… Либертина, или как там тебя, ну-ка поди сюда! Повернись, голову выше. Николь, чем она у вас тут занимается — платья латает или полы моет?

— Учится и немного танцует, — голос актрисы стал совсем холодным, и Либертина вздохнула. Вот это и называется — оказаться в плохое время в ненужном месте. Не повезло. Николь рассердится, что она не вовремя высунулась, и больше не станет о ней заботиться.

— Роскошно, — одобрил темноглазый. — Николь, я ее забираю. Не дуйся и не завидуй. Мне позарез необходим Гений Юности. Эта рыженькая вполне подойдет, благо говорить ей все равно ничего не придется.

— Больно тощенький получится Гений, — фыркнула актриса. Притихшая Либертина переводила взгляд с мужчины на покровительницу, не веря своим ушам — ее берут для участия в феерии?

— Каковы времена, таковы и гении, — отмахнулся человек, запросто распорядившийся ее участью на ближайшие несколько декад. — Дитя, завтра к полудню придешь к бывшему дворцу Тюильри, спросишь, у кого-нибудь, где Павильон Дружбы, нам его пожертвовали для репетиций. Постарайся не опаздывать, а сейчас — брысь отсюда.

— Конечно, — Либертина затрясла головой, отчего ее кудряшки в очередной раз выскользнули из-под ленты. Вылетела в коридор, тщательно захлопнув за собой дверь, и немедля угодила в цепкие ручки Эмилии. Визгливая красотка и ее свита никуда не ушли, топтались под дверями гримерки Николь.

— Стоять, малышка, — личико Эмилии было как у дорогой фарфоровой куклы, тоненькое, розовое и пустенькое. Вцепившиеся в плечо Либертины пальцы скрючились когтями хищной птицы. — О чем они там говорили? Ну, чего молчишь? Язык проглотила? Он согласился меня взять или его там эта кошка драная вовсю обхаживает?.. Да не молчи ты, придурошная!

— Оставалась еще свободная роль второй слева колонны, — съязвила Либертина, — но ты не подошла — вдруг с тебя штукатурка начнет слоями осыпаться?

— Ах ты дрянь! — следом за пронзительным взвизгом немедля последовали действия — Эмилия попыталась вцепиться в волосы языкатой девчонки. Та вывернулась, умудрившись лягнуть красотку в колено, и понеслась по коридору. Вслед ей летели угрозы сжить со свету, насыпать битого стекла в туфли и повыдергать оставшиеся лохмы.