Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 1.

Я умышленно не говорил до сих пор о блестящей и важной экспериментальной терапии, составляющей современной бактериологии. Ее большое теоретическое значение понятно всякому, ее громадная практическая польза бросается всем в глаза, ее великие основатели останутся навсегда благодетелями в памяти людей. И все это, разумеется, опять-таки области той же физиологии. Но я особенно хотел настаивать еще и еще на одной, помоему, недостаточно оцененной подробности этого колоссального прогресса нашей науки - на законности и своевременности именно этого метода научного исследования в отношении других деятельностей организма, кроме тех, которые касаются войны с микроорганизмами; и я именно хотел на этом настаивать, опираясь на факты, имеющие отношение исключительно к упомянутым деятельностям. Я глубоко убежден, что и здесь мы одержим не менее блестящие победы, чем те, которыми столь законно гордится бактериология.

Таким образом эта только что народившаяся экспериментальная терапия является лишь грандиозным результатом предшествующей физиологической работы, который дает современному физиологу полную уверенность в надежности его пути и необыкновенно возбуждает его энергию для будущих работ. А с другой стороны, должно быть громадным поощрением для врача видеть, что физиология со своими специальными ресурсами и шансами на успех, движимая своей собственной инициативой и для своих собственных целей, стремится к такой научной работе, которая по своей главной идее полностью совпадает с образом действия медицины по отношению к больному человечеству.

В заключение чувство долга обязывает меня произнести здесь с глубоким уважением имя гениального физиолога, который уже с очень давних пор соединил в своем обширном и глубоком мозгу в одно гармоничное целое физиологию, экспериментальную патологию и экспериментальную терапию, тесно связывая работу физиолога в своей лаборатории с практической деятельностью врача под знаменем экспериментальной медицины.

Я подразумеваю Клода Бернара.

О трофической иннервации

[218]

Как ясно прямо, горизонт медицинского наблюдения жизни неизмеримо обширнее, чем область жизненных явлений, которую имеют в глазах физиологи в своих лабораториях. Отсюда всегда остающееся несоответствие между тем, что знает, видит и применяет эмпирически медицина и что может воспроизвести и объяснить физиология. Сюда, между прочим, относятся шоковые и нервно-трофические явления клиники. Для первых у физиологов нет общепринятого объяснения, вторые до сих пор не могут быть наблюдаемы в условиях точного эксперимента.

Я в лаборатории, однако, не экспериментально, а тоже клинически, постепенно склонялся к заключению клиницистов о существовании особых трофических нервов. В течение многих лет оперируя животных в области пищеварительного канала (разные фистулы, искусственные соединения и разъединения разных отделов этого канала и т. д.) с целью дальнейшего удобного экспеориентирования, продолжавшегося недели, месяцы и годы, я много раз неожиданно наблюдал посторонние и часто поразительные симптомы у наших выживающих животных. Об этих симптомах мною было сделано несколько сообщений в заседаниях Общества русских врачей в С.-Петербурге. Пред моими глазами проходили трофические нарушения кожи, слизистой оболочки полости рта, тетании, парезы, раз остро (в 1012 дней) протекший, типически восходящий паралич спинного мозга, также раз заболевание больших полушарий (в виде сильного уплотнения) с полным искажением нормальных отношений животного к внешнему миру и, наконец, шоковые явления, то приводящие быстро к смерти, то обнаружившиеся во временном обмирании животного до почти полного симулирования смерти. Все это носило нервный характер то неудержимо прогрессировало, то шло назад.

Все эти наблюдения постепенно укрепляли во мне догадку, что описанные явления могли бы толковаться как рефлексы с ненормально раздражаемых центростремительных нервов пищеварительного канала на особые задерживающие трофические нервы разных тканей, Предполагалось, что химический жизненный процесс каждой ткани регулируется в его интенсивности особыми центробежными нервами и притом по распространенному в организме принципу, в двух противоположных направлениях. Одни нервы усиливают этот процесс и тем поднимают жизненность ткани, другие ослабляют его и при чрезвычайном их раздражении лишают ткань способности сопротивляться разрушительным, постоянно внутри и вне организма действующим влияниям всякого рода.

Встречающиеся шоковые явления понимались при этом предположении как острый, быстро наступающий результат сильнейшего рефлекторного раздражения трофических задерживающих нервов, а хронические болезненные изменения тканей - как другой результат тех же рефлекторных раздражений, только более слабых, но зато более длительных.