Pavor Nocturnus

— Насколько вы и сами можете видеть, у нас нет возможности выбора. И прошу, мистер Рей, довольно анализировать здешнее пространство земными мерилами! Здесь не существует таких понятий, как противоположный, параллельный или перпендикулярный. Есть наш путь и путь Армани. А смогут ли они, в конечном итоге, пересечься, определять вовсе не нам, а этому месту, или, если угодно, удаче. К тому же, не забывайте очередность целей: прежде всего нам нужно обезвредить Мэда Кэптива, затем спасти моего внука и, по возможности, других живых детей и только после всего — его… Я ведь предупреждал, что это вовсе не развлекательное сафари, откуда вы обязательно вернетесь невредимыми, с полными рюкзаками трофеев и захватывающим рассказом для товарищей!

Раздражение: значит, все-таки переживает за Армани.

— О Господь Всемогущий, зачем все это… Подобные случаи за всю историю Общества можно по пальцам рук пересчитать, а чтобы вскоре после перемещения… Вы, я полагаю, заметили, что я не желал затрагивать эту тему, а не задумывались ли почему? Каковы шансы выжить в неизвестном мире, в одиночку, в темноте, где в любой миг может появиться смертоносный монстр? Вопрос риторический, мистер Рей, — и ради всего святого, не утруждайтесь приводить мне настоящую цифру!.. Зачем я позволил ему отправиться с нами… Знаете, сколько ему, знаете? Двадцать четыре! Это ведь только треть жизни… Более всего я боюсь не того, что мы не найдем его, а своей наступающей гибели, когда (если!) мы все же справимся с Мэдом Кэптивом и придется выбирать: спасать вас и кого-либо еще или рисковать, надеясь на встречу с Армани… Я никогда ранее не молился за товарищей, однако иного спасения для Армани, кроме как чуда, я не вижу. Потому и прошу Господа подать ему руку помощи.

— Удивлен, что вы веруете, — сказал я, чтобы сменить тему. — Монстры, другие миры, возможность перемещения во времени…

— Вера не совсем верное слово, мистер Рей, скорее надежда: Бог существует; а из этого печального факта следует то, что он может случиться не таким, каким мы себе его представляем. Не создателем Вселенной и вовсе не вселюбящим Творцом. Не считаете ли вы, что похищения детей — это уже в буквальном смысле кара за наши грехи по отношению к ним?

Луч фонаря выхватил темное пятно на стене в 8 метрах от нас, и я подал знак остановиться. Я понял, что это, раньше, чем Бенедикт Савва поправил очки и прищурился: дверь. Прямоугольной формы, темное дерево контрастирует с камнем. Мы подошли ближе, и я рассмотрел детали. Лакированная поверхность блестит, округлая ручка тоже, петли креплений мастерски встроены в стену. Без гравировки, вставок стекла и замочной скважины… Можно было поверить в естественное образование этого коридора, но дверь… Дверь — это изобретение человека, разве нет? По крайней мере, в таком виде — да! Тогда как? Галлюцинация? Это место проникает в сознание и использует наши образы? Почему тогда не окна, люстры, ковер, картины? Почему не сразу… Бенедикт Савва посмотрел на табло хронометра и сказал, что она давно должна была появиться.

Дверь вела в пустую комнату с голыми стенами, где зеркально находился выход и такой же коридор за ним. Все одинаковое… Я доверился спокойствию члена Общества: видимо, здесь это в порядке вещей.

Но ощущение замкнутости не покидало… Сколько нам еще блуждать? Сможем ли мы найти хоть кого-нибудь здесь?

— По правде говоря, это не мир кошмаров, — заговорил вдруг Бенедикт Савва спустя минуту монотонного шага.

— Что вы имеете в виду?

— Нет-нет, с точки зрения языка это действительно так, поскольку мы крепко привыкли к подобному названию. Однако, вероятнее всего, они здесь такие же гости, как и мы. Полагаю, вернее будет назвать это место Междумирьем. Несколько лет назад двое членов нашего Общества вернулись в крайнем душевном помрачении, иным словом, обезумевшие, с дикими выражениями лиц, точно увидели адову бездну. К сожалению, мы так и не смогли привести их в чувство ни разговорами, ни препаратами, и не смогли выведать, что же они видели, а лишь два слова, которые они повторяли бесконечно и с выражением подлинного ужаса, вжимаясь в кровать и стены, вырывая волосы на голове: «врата» и «дьявол».

Он замолчал, явно вспоминая это. Продолжил:

— Пусть нам и не доводилось встречать нечто более необычное коридоров этого лабиринта и комнат между ними, это не исключает наличия неких врат. Можно предположить, что это проход в их настоящий мир. Однако второе слово удивительнее: кто-то или что-то, отличное от кошмаров, поскольку было выделено в отдельную от них категорию. Дьявол ведь — символ самого страшного и опасного.

— Или скитания по лабиринту свело их с ума.