Паж цесаревны

— Успокойтесь, Ваше Высочество! Утрите ваши слезы!.. Что делать? Каждому дан свой крест, чтобы терпеть… И я несчастлив, и я желал бы лучшей доли, но не в силах изменить роковой судьбы. Надо смириться…

Его голос дрожал.

В голубых майских сумерках лицо принца показалось значительнее и лучше взглянувшей на него принцессе. Беззаветной преданностью сияли его маленькие глазки, и губы ласково улыбались девушке. Он не казался ни смешным, ни гадким. Перед Анной был такой же несчастный, такая же слепая игрушка судьбы, как и она сама. Ей стало жаль принца. Горе сближает людей. Она его не ненавидела больше. К тому же быстрая, как молния, мысль подсказала ей, что в нем одном ее спасение. Что, если Бирон пойдет сейчас к государыне и будет сватать ей своего любимца, ведь императрица не найдет в себе силы отказать герцогу и… и тогда… Как зло, как жестоко посмеется над нею ее будущий свояк!

Дрожь пробежала по всем членам Анны. Надо было выбирать, выбирать как можно скорее, сейчас. С одной стороны, ют ее впереди ужасное унижение стать женою сына курляндского конюха, который, несмотря на молодые годы, успел прославиться своей чванливостью и жестокостью, с другой стороны, ее решения ждет этот робкий, застенчивый принц, домогающийся ее расположения.

И Анна решилась.

— Ваша светлость, — проговорила она тихим, сочувствующим голосом. — Мы оба несчастливы… Постараемся же улучшить участь друг друга… Ваше участие ко мне тронуло меня. Не скрою: не глубокое чувство толкает меня к вам, а страх козней Бирона. Он сейчас только сватал мне своего сына Петра. Вы, принц, являетесь моим спасителем от этого нового дерзкого выскочки, и я, клянусь, сумею отблагодарить за это спасение вашу светлость и буду вам доброй женой.

Говоря это, Анна Леопольдовна протянула принцу обе руки.

Осчастливленный Антон-Ульрих склонился к ним и горячо поцеловал.

Глава IV

Торжество горбуньи. Новое знакомство

А время не шло, а бежало. Точно на крыльях неслось оно.

Наступило 2 июля, день, назначенный государыней для бракосочетания ее племянницы принцессы. Целые полчища народа запрудили все протяжение от Летнего дворца до Невской першпективы, вплоть до самого Казанского собора, где ждет невесту, окруженный большою свитой, жених. Принц Антон, в вышитом золотом мундире, с кавалерственной лентой через плечо, с лицом, выражающим одно смущение, не знает, как встать, куда повернуться. Сотни любопытных глаз обращены на него. И несчастный принц не знает, куда деть собственные глаза, чтобы не встречаться со всеми этими взглядами, выражающими плохо скрытую насмешливость, — как ему, по крайней мере, кажется.

«Ох, скорее бы привезли невесту! Скорее бы кончилось все это и оставили бы меня в покое!» — думает бедненький принц.

Судьба, точно подслушав это скромное желание, смилостивилась над ним. Волны народного потока, наводнявшего собою улицы, заколыхались, зашумели.

— Едут! Едут! — загудело кругом.

Прежде всех показались великолепные кареты придворных сановников. Каждой из них предшествуют не менее десяти лакеев и скороходов, переряженных арапами, в платьях, плотно обтянутых бархатом, с перьями на голове, как у индейцев. За ними едет великолепная карета, предшествуемая, помимо двенадцати слуг, четырех скороходов, двух гайдуков, еще двумя дворянами верхами. Это карета принца Карла Курляндского, младшего сына Бирона. Белокурый мальчик выглядывает из-за граненых стекол, с трех сторон окружающих пышный экипаж, и детское любопытство борется на лице его с недетским гордым высокомерием, так свойственным семейству герцога. Еще в более пышной обстановке едет его брат, наследный принц курляндский, неудачный жених принцессы Анны. Этот не любопытничает, не высовывается из экипажа, как его младший брат. На его юном лице написано гордое тщеславие. Красивые, тонкие черты лица, похожего как две капли на лицо герцога, обезображены надменностью. Он достойный сын своего отца и гордится этим.

Но вот и сам отец его, всесильный герцог. Более двух десятков слуг, двенадцать скороходов, двадцать четыре пажа, камергеры верхами, конные лакеи, дворяне, — вот поезд могучего Бирона, поражающий всех своим величием. За ним следуют: егермейстер Волынский со всей своей конной охотничьей прислугой, одетой в особую одежду, затем обер-гофмаршал граф Левенвольде и, наконец, раскинутая на обе половины, предшествуемая сорока восемью слугами, скороходами и дворянами, запряженная восемью лошадьми цугом, едет карета, в которой сидит сама государыня с невестой.

За ними, с тою же подобающею пышностью, цесаревна Елизавета, затем герцогиня курляндская, ее дочь, принцесса Гедвига, предшествуемые их свитами, и в конце кортежа экипажи с супругами сановников и их детьми.

Все веселы, оживлены. Все кажутся довольными и своим пышным выездом, и веселым июльским днем, и кликами беснующегося народа.

— Ура! Ура! Да здравствует государыня-матушка Анна Иоанновна! — вопит толпа, и шапки летят в воздух при виде золотой царской коляски.