Печать грязных искусств

Такой бури кодо я не видел никогда. Даже после падения стены.

Во врага устремилось всё, что только могло: огненные и ледяные потоки, лавины камней, каскады боевых рун, чёрные демонические вихри, эрги, стальные пики, молоты и кинжалы, горящие и мутирующие на лету.

Я ворвался в бой, окружённый сахирами.

Мои мечи принялись кромсать и резать вражескую плоть без разбора. Лицо забрызгало кровью, окутало жаром тел и запахом палёных волос. Я давно заметил, что в такие моменты у меня сносило разум, оставалась только жажда битвы.

Этот раз не стал исключением.

Чёрные клинки несли смерть всем, кто оказывался рядом. Усталость почти сразу покинула тело, кодо набрало силу, скопившееся напряжение превратилось в мощь. Ну а тех, кто умудрился уцелеть, добивали стрелки из Хэдшира, их легкая артиллерия гремела беспрестанно.

Ронстад отбивался на пределе сил.

Боевая армада Лэнсома каждую минуту теряла десятки солдат и военных машин. Теряла и теряла. Пока под напором контратаки последние ряды имперской армии не начали отступление. Только никто не собирался их отпускать.

С воздуха сахиры замечали всех, кто пытался бежать и прятаться. Чувствовали тех, кто делал вид, что мёртв, лёжа среди убитых. Ни одно живое вражеское сердце не укрылось от их слуха. Ящеры летали над землёй, как коршуны, и безжалостно добивали любого.

Я убрал клинки и медленно огляделся.

Поля у западных стен Ронстада почти до самых холмов были покрыты трупами людей и монстров, покорёженными машинами, поваленными пушками, осколками гранат, ядрами и брошенными винтовками. Костры коптили небо. Земля отдавала жаркому воздуху ароматы сырой плоти.

Городские стены стояли полуразвалившиеся, и на их каменные обломки поднимались горожане, сотни горожан. Уже не армия. Это были выжившие после нападения харпагов женщины, старики и дети. Они молча смотрели на поле отгремевшего боя и будто не до конца осознавали, что остались живы.

Победа досталась городу чудовищными потерями.

Их ещё предстояло осознать. Да и неизвестно, чем теперь обернётся Ронстаду эта кровавая ночь.

Я стоял посреди поля трупов и тяжело дышал, ещё приходя в себя. Только сейчас до меня добралась боль. Оказывается, кто-то успел пропустить пулю через моё левое бедро, правое плечо двигалось с трудом, в затылке ныло и пульсировало, пот жёг глаза и порезы на лице, кровь капала с пальцев.

Сахиры опять выстроились в ряд. Из восьмисот их осталось девять, и именно эти поющие создания изменили сегодня исход битвы.

Я медленно кивнул им в благодарность.

Они кивнули в ответ и, взмахнув крыльями, поднялись в ночное небо. Их провожали тысячи глаз, пока тёмные твари не исчезли во мраке. Я уже на них не смотрел, а поковылял в сторону разрушенных ворот.

* * *

В городе творилась суета.

Убитым не было числа, уцелевшие помогали раненым, кто-то куда-то бежал, кто-то что-то нёс, кто-то кричал, кто-то стонал от боли, причитал или плакал навзрыд от потери.

Люди мельтешили и шумели, а я всё шёл вперёд, прихрамывая на простреленную ногу. Шёл очень медленно и очень долго, и чем дольше шёл, тем сильнее ощущал боль во всём теле.

На какое-то время я даже забыл, что в моём нагрудном кармане лежат три Печати. Три из пяти. Буйвол, Ворон и Паук. Выходило так, что хранитель одного из двух недостающих перстней и есть тот, кого я ищу. Тот, кто испортил мне жизнь. И его ещё предстояло вычислить.

Когда я дошёл до городской ратуши, то увидел Софи.

Она поспешила мне навстречу и, подойдя, обхватила за плечи. От её прикосновения по телу снова пронеслась боль.

— Тебе бы на перевязку, Рэй, иначе истечёшь кровью. Ронстаду нужен живой Адепт Возмездия.

Я поморщился.

— Вы можете хотя бы при мне это прозвище не произносить?

Софи улыбнулась.

Вокруг валялись мертвецы и плакали люди, а она улыбнулась. Наверное, за свою бесконечную жизнь она наблюдала слишком много смертей, чтобы на них реагировать.

— Я видела твоих друзей, — сказала она. — Увы, не всех.

Я посмотрел на неё с немым вопросом.

Софи не стала меня мучить, ответив сразу:

— Они на первом этаже ратуши. Там устроили один из временных госпиталей, поэтому ты можешь тоже…

Я её не дослушал и отправился в ратушу.

Правда, как бы я не спешил, быстрее ковылять не получалось. Только через десять минут борьбы с собственной ногой я дотянул до временного госпиталя.

Там, как и на улицах города, творилась суета. Рунные ведьмы и ведьмаки сновали между лежанками, устроенными прямо на полу. Тут тоже стонали от боли, но хотя бы не плакали. По крайней мере, навзрыд.

В углу я наконец заметил Хиннигана.

Похоже, только он один и был в сознании. Мрачный, со скорбящим лицом, Хинниган сидел на полу, прислонившись спиной к стене, у лежанки с Дартом.

Дела у того были плохи: голова перебинтована плотным слоем, как и правая рука, один глаз накрыт примочкой. Дарт лежал без сознания, бледный и измождённый.

Я доковылял до Хиннигана и неуклюже уселся на пол рядом с ним, вытянув раненую ногу. Очкарик был настолько погружён в мрачные мысли, что никого не замечал.

— Как он? — спросил я.

Вроде тихо спросил, но Хинниган вздрогнул.