Этого я понять не мог. Может, он хотел узнать, как зарождается жизнь? Но разве он не знал, как делаются дети? Даже я, мальчик, знал это. В цыганских таборах мне не раз приходилось видеть, как этим занимаются лошади. Раз в год, в одно и то же время, к кобылицам подводят жеребца. Цыгане часто специально съезжаются в один табор для того, чтобы их кобылиц покрыл хороший жеребец; хозяину жеребца платят достойную цену. У мужчин и женщин все происходит примерно так же. Бабушка объясняла мне это. Семя попадает в женщину от мужчины. В женской утробе есть комнатка, в которой младенец растет, пока ему не настанет время родиться. Мужчина должен посадить свое семя в женщину, и это происходит, когда мужчина ложится с женщиной и входит в нее. И это занятие доставляет им огромное удовольствие.
Они могут сделать это всего один раз — по ошибке, по внезапному желанию или по любви, — а ребенок уже начнет расти в материнской утробе. А когда он уже начал там расти, ничего поделать нельзя, нельзя сделать, чтобы этого не было. Но бывает и так, что мужчина и женщина делают это много раз, а ребенок все равно не появляется.
Но чтобы произвести на свет сыновей, которые будут править, и женщин, которые будут им прислуживать, недостаточно простого совокупления. И хотя бабушка часто продавала лекарства женщинам, которые уже отчаялись когда-нибудь зачать, она знала, что есть матки, которые так и останутся бесплодными. И никакие деньги и власть не смогут гарантировать, что у тебя будет ребенок только потому, что ты этого хочешь. Король Франции обратился к Папе Римскому с прошением об аннулировании своего брака на основании того, что его первая жена так и не смогла произвести ему наследника.
Маэстро снова заговорил:
— Когда нас нет, в какой момент мы появляемся?
Я не мог ответить. Потому что не понял смысла его вопроса.
— Да, — продолжал он. — Именно это я хотел бы узнать.
— Но в настоящий момент мне придется удовольствоваться выяснением того, как это сердце перестало двигаться.
— Но ведь отец Бенедикт уже сказал нам это, — пробормотал я. — На то была воля Божья.
— Вот эти проходы, — показал хозяин окровавленным пальцем, — являются самыми важными для того, чтобы сердце функционировало.
— Откуда вам это известно?
— Мне приходилось вскрывать тела животных. Для исследования… Да и с человеческими останками уже доводилось работать.
К тому времени я уже догадался, что он не первый раз занимается вскрытием мертвого тела. Я предположил, что до сих пор это были трупы преступников, казненных за свои злодеяния, и поэтому эти исследования, полезные для изучения анатомии, знание которой необходимо для живописи и скульптуры, не могли помочь с установлением причины смерти. Ведь причина смерти этих людей определялась только тем способом казни, который выбирал палач.
— Мы можем сделать заключение, что причиной остановки сердца у этого человека является старость. Проходы сузились настолько, что кровь остановилась.
— Как река забивается илом, и течение воды замедляется?
— Вот именно! — Он взглянул на меня с одобрением. — Именно так!
Я подумал о сердце своей бабушки, о том, как оно боролось за жизнь у нее в груди. В старости ее тело совсем усохло, а кожа и кости стали такими же тонкими и сухими, как у этого старого бродяги Умберто, что лежит сейчас мертвым перед нами.
Человек, которого я называл маэстро, своими острыми ножами и еще более острым умом проникал в неведомые миры.
И делал он это не из праздного любопытства. Ибо я видел его истинную цель — хотя, может быть, лишь какую-то ее часть, — названную монаху у входа в покойницкую. Если мы обнаружим проблему, то будем искать способ ее решения. Потому что было совершенно очевидно, что именно случилось с сердцем Умберто. С возрастом входящие и выходящие каналы сузились и ограничили ток крови. Но что толку от этого знания? Разве возможно было прочистить эти каналы и дать моей бабушке прожить дольше? В последние месяцы жизни ее сердце уже ослабело под тяжестью лет.
Я вспомнил, как бабушка положила мою руку на свою чахлую грудь. И я услышал за ребрами, под увядшими грудями, слабый, неровный стук. Там, в глубине ее тела, тихо трепетало сердце. А потом оно вздрогнуло и затихло. Бабушка знала, что ее тело износилось. Но она не знала, почему это произошло.
— Наверное, от этого умерла и моя бабушка, — сказал я.
— Сколько ей было лет?
Я не мог ответить на этот вопрос. У нас возраст не измерялся в годах. Мы измеряем течение жизни сменой времен года. Времена года менялись много-много раз, пока она жила на земле. Уже прошло второе лето с тех пор, как я закопал ее вещи и бумаги и смотрел, как сжигают ее кибитку.
— Она была очень старая, — пожал я плечами.
Хозяин посмотрел на меня с любопытством.
— Оказывается, ты знал свою бабушку, Маттео? Прежде ты не упоминал о ней.
Я молчал, сжимая в руке фонарь. Когда в первые дни в Переле меня попросили рассказать историю своей жизни, я назвался круглым сиротой. И ни словом не обмолвился ни о какой бабушке.
Вот я и попался!
Глава 11
— Так что насчет бабушки?
Я заморгал.
Хозяин остановил свою работу.