Печать Медичи

— Простите меня, святой отец. — Маэстро наконец обратил внимание на холодный тон монаха. — Я нисколько не хотел оскорбить вашу больницу.

Он снял кожаную сумку с моего плеча и поставил ее на полку у стены. Открыв сумку, он достал оттуда замшевый сверток, в котором находилось что-то довольно тяжелое, и развернул его.

Монах нахмурился.

В развернутом виде сверток оказался длинным куском замши со множеством пришитых карманов. И в каждом кармане был нож. Я думал, что знаю о ножах все, ведь я цыган. Но таких я прежде не встречал. Некоторые были с длинным лезвием, а некоторые с коротким. Другие походили на кинжалы со сверкающим лезвием. Все ножи с виду были очень острые, с ручками, сконструированными специально для маэстро — их было удобно брать как правой, так и левой рукой. Тут же находился завернутый в льняную тряпочку точильный камень, а рядом с ним — бурдюк с водой.

Монах прокашлялся и сказал:

— Распоряжусь, чтобы тело перенесли в соседнюю комнату, где вам никто не помешает.

— Отлично! — Маэстро свернул замшевый футляр для ножей и сунул под мышку. — Благодарю вас, отец Бенедикт!

— А можно туда поставить еще один стол? — Он поднял сумку и повернулся ко мне. — Маттео, принеси фонарь и возьми под полкой помойное ведро.

Монах собрался уходить, но задержался.

— Может, вам интересно, как звали этого человека? Его имя — Умберто.

Пришли два работника и перенесли стол с телом старика Умберто в маленькую соседнюю комнату. Потом они поставили туда еще один деревянный стол, а на него — подсвечник, таз, большой кувшин с чистой водой и положили несколько тряпок. Хозяин дал им несколько монет, и они ушли.

Мы остались наедине с трупом.

Меня колотила дрожь.

Хозяин склонился ко мне, и его лицо оказалось вровень с моим. Он положил обе руки мне на плечи.

— Послушай меня, Маттео! В смерти нет ничего страшного. Душа уже отлетела. Этот человек был причащен священником. Его душа уже встретилась с Создателем. А это, — он показал на тело на столе, — только оболочка, и она уже не нужна человеку, который когда-то жил и дышал в ней.

Я отвел глаза от его пристального взгляда. Мне казалось, что все, что он говорит, противоречит учению католической церкви. И даже я, невежественный бродяга, понимаю это.

Душа и тело сплетены в неразрывное целое. И хотя в момент смерти человек испускает дух, разве его тело не понадобится ему при воскрешении мертвых?

— Я ничего не заберу отсюда, ни одного органа, — заверил меня хозяин. — Умберто будет похоронен целиком, и его тело дождется второго пришествия Христа.

Но мне была видна рука покойника, свесившаяся из-под савана. И дрожал я не только от страха перед потусторонним миром. У покойника были длинные, грязные ногти, пожелтевшие и искривленные, как клыки старого хряка. Они напомнили мне о другом человеке — Сандино, который специально отращивал и затачивал ногти на больших пальцах, и они были похожи на страшные звериные когти. В начале этого года, в Ферраре, я видел, как этими своими когтями он выцарапал глаза одному человеку.

Маэстро отвернул саван.

И я увидел мертвое тело. Все целиком.

Лицо.

Грудь.

Торс.

Завитки волос внизу живота. Вялый член между ног.

Маэстро проследил за моим взглядом и заметил:

— О, этот орган кажется таким незначительным! Однако именно он становится порой источником большого страдания.

Он взял в руку нож.

На мгновение я подумал, что…

— Не беспокойся, Маттео. — Он прикрыл тело старика до пояса. — В настоящий момент я ищу причину смерти в старческом возрасте. Надо посмотреть на внутренние органы, прилегающие к сердцу. Я хочу понять, почему в старости их функция ослабевает и угасает.

Маэстро положил кожаную сумку на второй стол и вытащил из нее множество разных предметов: маленький фонарик, измерительные приборы, бумагу, мел.

И развернул сверток с ножами.

Глава 10

— Встань над помойным ведром и помочись вот на это. — Хозяин протянул мне какую-то тряпицу. — Намочи ее, а потом отожми, чтобы с нее не капало.

Я уставился на него:

— Зачем?

Он наклонил голову набок.

— О, ты спрашиваешь зачем. Отлично, Маттео! Что ж, я объясню. Это нужно для тебя. Воспользуешься этим как маской.

Я содрогнулся и пролепетал:

— Ладно… Но можно где-нибудь там, в сторонке…

Он улыбнулся:

— Отлично. Продолжу свое объяснение, когда ты вернешься.

Пока я пытался помочиться на тряпочку, у меня тряслись руки.