Педагогика для всех

Но есть люди, которые не только не знают, что добро и что зло, не только не хотят знать этого, но и утверждают, что границы между добром и злом вообще нет. В различении добра и зла они не видят ни нужды, ни смысла. Как это ни странно, но такие взгляды на мир сегодня иногда поддерживаются искусством. В художественном произведении человек изображается во всей его полноте, в свете и тени, с добрым и злым. Поскольку в нашем веке почти вся литература художественная, то возникает представление, будто добро и зло равноправны, что лишь вместе они составляют основу "жизненности", и вообще не имеет значения, что добро и что зло, а поскольку все люди - люди, то зло простительно. Мы жалеем и Отелло, погубившего жену, и Онегина, убившего друга, мы понимаем их страдания - и зло начинает казаться приемлемым. Как будто оно и не зло вовсе.

А между тем неразличение добра и зла, нечаянное или принципиальное, - это самый распространенный и потому самый коварный, опасный вид оправдания зла. Не отличать зло от добра - значит оправдывать зло, примиряться с ним, выдавать одно за другое. Когда Пушкину нужно было одной строкой описать ужасные времена, он сказал:

Добро и зло, все стало тенью.

Добро и зло смешались! Ничего страшнее не бывает. И какое сильное здесь слово "тень"! Именно так: серое равенство добра и зла, как тень, опускается на землю, как будто солнечное затмение наступает - затмение сердец. Тень. Все стало нравственной тенью. Люди не только "добру и злу внимают равнодушно", но равнодушны ко всему, что делается, - добро ли, зло, им безразлично, как оно называется и, следовательно, как к нему относиться.

У шекспировских ведьм из "Макбета" был такой боевой клич:

Зло есть добро, добро есть зло,

Летим, вскочив на помело!

Когда нам начинает казаться, будто все это философия

, будто не так уж и важно, что как называется, оглянемся - в каком-то из углов уже притаилось дьявольское, ведьминское помело.

Все что угодно, но только не смешивать добро и зло, знать, что между ними есть, есть, есть граница, называемая правдой, - верить, что правда есть на земле.

Признание правды - границы между добром и злом - единственная, повторюсь, аксиома духовности, нравственности, педагогики. На ней держится все человеческое в человеке. Если я верю в то, что такая граница есть, то все остальные положения нравственности и духовности могут быть доказаны; если я эту аксиому не принимаю, то, увы, все рассуждения и доказательства бесполезны: всё тень.

Но будем верить в правду!

В школе мы учили слова Горького: "Правда - бог свободного человека". Правда живет в людях, живет в нашем сознании. Мы говорим: найти правду, знать правду, утверждать правду, выражать правду, нести правду. Мы спорим, в чем правда, но важно, что она есть.

Точно так же, как главное свойство материи состоит в том, что она существует вне нас, так и главное свойство правды в том, что она есть. Есть истинная цена человека, каждого в отдельности и человека вообще. Есть граница между добром и злом, между возвышением человека и уничижением его. Существование правды так же важно для духовного мира, как существование материи - для мира материального, и старинное понятие "природосообразное воспитание" можно дополнить понятием "правдосообразное воспитание" - воспитание, построенное на стремлении к правде, на вере в правду, на правде. Воспитание ребенка - это питание его личности, его духа правдой.

11

...Матвею семь лет, он пошел в первый класс, и у него очередной кризис. Он стал невыносим. Он буквально помешан на правде. Он на каждом шагу кричит: "Вы меня обманываете!"

Мы отправляемся на прогулку, у нас обширная программа, но только мы вышли из дому, как вдруг мой Матвей выпростал свою руку из моей, и - через сугроб вдоль тротуара, к стоящей чьей-то черной "Волге". Не успел я и сообразить, в чем дело, как он приподнял какой-то маленький щиток над задним колесом, так что открылась горловина бензобака, и, победно на меня оглядываясь, намерился отвинтить там крышку.

Ну что ты будешь делать с этим дурачком? Среди мальчишек во дворе или в классе это, видимо, считается геройством, но те-то отвинчивают крышки тайно, оглядываясь. Понимая, что их ждет, если их поймают, а этот? Дурачок.

Но это я все понял позже. Первая моя реакция - ярость. Я взъярился! Я схватил его за руку, потащил через сугроб, я снова забылся от гнева. Я заорал, что никуда с ним не пойду, мы немедленно возвращаемся домой.

Он заплакал, но мне даже и не жалко было его. Одно только прикосновение к чужому кажется мне ужасным преступлением, я не могу совладать с собой. Домой! И без разговоров!

И тогда он, плача, сказал мне:

- Ты обманщик! Ты меня обманул! Ты обещал идти гулять, а теперь не идешь. Обманщик, обманщик! - горько повторял Матвей с такой убежденностью и с таким горем в голосе, что я застыл на месте.