Пекарь-некромант. Часть 2

Мне повезло: первый же караванщик, к которому я обратился, сразу согласился взять меня с собой. Выделил мне место на загруженной бочками крестьянской телеге. Потребовал с меня плату вдвое меньше, чем я не так давно уплатил за поездку до Персиля. И это при том, что теперь я просился в караван не один, а с тремя здоровенными клифскими волкодавами (и одним призраком, но за провоз мастера Потуса я платить не собирался). Вот только клифы не увеличили размер платы – напротив, снизили её: толстый караванщик повеселел, когда узнал, что телеги будут охранять ещё и три взрослых клифа.

Из Южных ворот караван выехал на рассвете. Путь до Норвича был мне знаком – недавно я проделал его, но в обратном направлении. Взобрался я на телегу в хорошем настроении: покидал Персиль с предвкушением новых приключений в столице царства. Клифы тоже радовались прогулке. Волкодавы с удовольствием исследовали заросли вдоль дороги, распугивая живность. Нервничал лишь призрак старого пекаря. Мастер Потус ворчал и причитал больше обычного: явно чувствовал себя не в своей тарелке. Старикан мог часами рассуждать о переменах в своей послежизни, потом вдруг принимался тосковать по прошлому.

Поездка в скрипучей телеге – спорное удовольствие. Толстоногая невзрачная лошадка неустанно заботилась о том, чтобы я недолго наслаждался запахами лесных трав. То и дело портила воздух, да отбрасывала в мою сторону отходы своей жизнедеятельности. Картавый возница поначалу приставал ко мне с расспросами, да пытался замусорить мне мозг рассказами – точно как мастер Потус (жаль, они не могли беседовать не со мной, а друг с другом). Но в первый же день поездки возница понял, что ему достался нелюдимый спутник (не получалось у меня общаться сразу с двумя болтунами). Уже на следующее утро он оставил меня в покое.

Больше всего я переживал, чем стану в пути кормить своих собак переростков. Ведь чтобы запастись для волкодавов едой на весь путь, пришлось бы снаряжать собственный караван. Но скоро понял, что моя проблема надуманная. Не успели телеги отдалиться от Персиля на десяток километров, как клифы притащили мне свою первую жертву: молодого оленя. Вера принесла добычу в одиночку – легко догнала с ношей в зубах караван. Под пристальными взглядами попутчиков я объяснил собакам, что не имею права брать у них дичь: не состою в гильдии охотников. Но разрешил клифам самим слопать копытное.

Волкодавы не стали со мной спорить. Но выглядели обиженными. Законы о гильдиях им пришлись не по вкусу. Зато собакам понравилась оленина: в считанные секунды от туши рогатого остались лишь рожки да… Нет, ножек не осталось. Громадные челюсти с лёгкостью разжевали кости травоядного, словно то был не олень, а цыплёнок. И я, и мои соседи по каравану с завистью посматривали на окровавленные собачьи морды – представляли, какой вкусной могла бы оказаться запечённая на углях оленина. Клифы поняли мои объяснения с первого раза. Больше к моей телеге они добычу не приносили. Но я ежедневно видел волкодавов с раздутыми от переедания животами.

А ещё меня первые дни смущала кровь на собачьей шерсти. Я не раз обследовал тела клифов в поисках ран (не обнаружил даже царапин). Просил профессора Рогова очищать шкуры собак заклинаниями (не на виду у людей). И украдкой пересчитывал вечерами своих попутчиков (не стал ли кто из них обедом для моих собачек). Несмотря на свой устрашающий вид, клифы были всеобщими любимцами. Хотя из чужих рук не ели, посторонних не облизывали, вели себя независимо: откликались только на мой голос. На постоялых дворах ночевали у костра вместе со мной (снять комнату получалось нечасто).

Для постэнтического слепка личности мастера Потуса поездка оказалась настоящим испытанием на терпение. Природой Крельского царства призрак не восторгался, новым впечатлениям не радовался – всё больше скучал по работе. Он от безделья заглянул во все сумки и тайники моих спутников, поведал мне кто и что вёз в столицу. Рассказывал, действительно ли на постоялых дворах не оставалось свободных комнат, или же корчмарь придерживал их: пытался поторговаться. Ну и, конечно же, как из рога изобилия сыпал мне в мозг накопленными его семьёй знаниями о пекарском ремесле.

Каждый день, на рассвете, мы грузились в телеги и тряслись по Царскому тракту. Остановки днём случались нечасто. Поездка была рассчитана караванщиками едва ли ни поминутно. На огороженную высоким частоколом территорию постоялого двора мы въезжали на закате. Ночная тьма заставала нас либо в зале трактира, либо у костров за высокой оградой. Так проходил день за днём. Я часто с ностальгией вспоминал купе железнодорожных поездов, салоны автомобилей и самолётов – когда, наевшись из общего котла подгоревшей каши, под треск горящих поленьев в очередной раз засыпал рядом с клифами на лежаке из веток и листьев.

***