Пелагея и принц осени (СИ)

Затем Пелагея высушила и расчесала свои непослушные вьющиеся волосы, которые при неверном уходе начинают страшно пушиться. Надела платье с растительным орнаментом. Собрала сумку с продовольствием и потрепала по шерсти мрачного Графа Ужастика.

— Через две недели точно вернусь, — сказала она коту. — Юлиане всего-то и нужно, что в отборочном туре победить. Я побуду для неё переводчицей. А там она, глядишь, и сама язык выучит. Нечего беспокоиться.

Отведённое на сборы время истекло, и Юлиана, образно выражаясь, била копытом. Она стояла на крыльце, распахнув парадную дверь, и нетерпеливо притопывала ногой.

Дом пах древесиной и смолой. Сложенный из цельных брёвен, уходящий коньком крыши в голубую глубину небес, он был подобен крепости, защищающей от любого ненастья. И кто бы знал, как Пелагее не хотелось отсюда уходить!

Взять бы его с собой, этот дом. Уменьшить до размеров напёрстка, положить в карман. А когда возникнет нужда, вновь сделать его огромным и спрятаться в нём, чтобы восстановить силы.

Пелагея была полна волшебства, но подобной опции ей чудовищно недоставало.

Лес уже шелестел далеко позади, когда они с Юлианой выбрались на песчаный берег Глубокого моря. Припекало солнце. Орали чайки. Приветственно шумели волны. Призывный лай Кекса и Пирога тоже был отлично слышен.

Маленькие проворные псы — белый Кекс и чёрный, как сажа, Пирог — неслись от причала навстречу своей хозяйке, и их ушки с хвостами стояли торчком, а шерсть завивалась в кольца, прямо как локоны у Пелагеи.

— Охраняли лодку от силы четыре часа, а гордости через край! — рассмеялась Юлиана, подхватывая питомцев на руки. Несмотря на почтенный собачий возраст, весили они всего ничего.

Загрузив сумку с провизией в лодку, она велела Пелагее залезать под навес на корме, усадила в носовой части Кекса с Пирогом и взялась за вёсла. Парус у лодки тоже имелся, но ветер в последнее время часто дул не в ту сторону, так что Юлиана успела нарастить на руках первоклассные бицепсы, трицепсы и прочую полезную мускулатуру, пока управлялась с вёслами.

Поначалу погода радовала, море искрилось на солнце, как гигантский бриллиант, и псы сидели на носу, подставив мордочки ласковому встречному ветру. Юлиана пыхтела, сражаясь с течением. Сверялась с компасом, хмурилась, поглядывая на карту, но в целом выглядела довольно оптимистичной. Дня не пройдёт, утверждала она, как мы доберёмся до Нимерии.

Но в какой-то момент всё пошло кувырком. Несмотря на отсутствие каких-либо признаков надвигающегося шторма, лодку стало сильно качать. Пелагея схватилась за борта, псы заскулили, а Юлиана многосложно выругалась, что свойственно ей лишь в исключительных случаях.

Нечто массивное поднималось к ним из морской глубины.

Пелагея в оцепенении наблюдала за тем, как бурлит возле лодки поверхность воды, и чуть не скончалась от ужаса, когда различила под водой очертания спрута. Жёлтый четырёхметровый спрут, который при острой необходимости может сожрать человека, отчего-то заинтересовался одиноким судёнышком, плывущим по Глубокому морю. И лично Юлиана в панике насчитала всего два варианта развития событий.

Первое: глубинный монстр голоден, поэтому вскоре полакомится её скромной персоной.

И второе: головоногому попросту нечем заняться, существо мается от скуки. Поглазеет на лодку, подивится и нырнёт себе обратно на глубину.

Но мир был куда более разнообразен, чем могла себе представить среднестатистическая путешественница.

Спрут всплыл, приподнял щупальцем шляпу-цилиндр, которая, вопреки силе течений, каким-то магическим образом удерживалась на его голове, и поздоровался.

Голос у него оказался поставленный, ораторский. Пелагея даже подумала, что этим голосом вполне можно было бы подрабатывать на досуге, участвуя в радио-эфирах или занимаясь озвучкой книг.

— Добрый день! Меня зовут Джемма, — без малейшего акцента на чистейшем человеческом языке сказал спрут, и Юлиана от такого поворота чуть челюстью дно не пробила. — Вы, случайно, плывёте не в Нимерию?

— Э-э-э? — вымолвила Юлиана, одновременно прокручивая в уме формулировки, которые она по прибытии на берег изложит первому же попавшемуся психотерапевту.

«Со мной разговаривал осьминог».

«Осьминог носит шляпу».

«У осьминога манеры, а у меня — нет. Как жить дальше?».

Чтоб вы понимали, в норме ни один спрут, как, в принципе, ни один подводный обитатель, разговаривать в этом мире не мог. Если такое явление и встречалось в природе, то исключительно по вине зоотехнологов, которые со своей вивисекцией и дикими экспериментами зашли непозволительно далеко.

Джемма сбежала от зоотехнолога, когда ей разработали речевой аппарат, усовершенствовали мозг и она набралась ума-разума, изучая энциклопедии.

Ей удалось улизнуть из экспериментальной камеры только благодаря гневу и страху. Гнев подстёгивал её, когда она тайком пробиралась по коридорам научно-исследовательской подстанции. Экзистенциальный ужас гнался за ней по шахтам вентиляции, и недавно обретённое структурированное сознание буквально вопило: что ж вы, садисты, животных калечите!