Утром Вудхаус за машинкой, а вечерами – за телевизором. Раньше «голубой экран» он терпеть не мог, теперь же, в старости, полюбил. Каждый вечер усаживается в кресло перед телевизором со стаканом мартини (Этель предпочитает шерри, причем в немалых количествах), смотрит бейсбол, бокс и, конечно же, мыльные оперы вроде многосерийных «Любви к жизни» или «На краю ночи». Телевизор, а иногда, очень редко, – бридж «на двоих» заменяют ему, да и Этель, местное общество. Жители Ремсенберга довольно быстро уяснили себе, что Вудхаусы – люди хоть и вежливые, отзывчивые, но предпочитают в разговоры вступать лишь в крайнем случае, соседей сторонятся, держатся особняком. Исключение делают лишь для внуков: Эдвард и Шеран приезжают к бабушке и дедушке летом, на каникулы. А также – для Маггериджа, всегда желанного гостя.
Работает, гуляет и, как полагается старику, вечно ворчит, всё время чем-то недоволен, всё ему не так. Свежих газет утром нет, надо за ними тащиться на почту, уборщица никуда не годится, всюду пыль. Современная литература оставляет желать… Кристофера Фрая «повесить мало», Кингсли Эмис «пишет бог знает что, постыдился бы», Грэму Грину «только бы слюни пускать», Нэнси Митфорд «сочиняет сплошную похабщину и вообще давно исписалась». Не устраивает его и Бродвей: «Хуже “Моей прекрасной леди” сроду не видал». И BBC: «Гнусный междусобойчик». И историческая родина: «Открываю “Daily Express” или “Daily Mirror” – и оторопь берет, когда читаешь о том, что́ творится в Англии и с Англией, слов нет, только и остается, что головой качать».
Зато Америку теперь полюбил «любовью брата» – еще бы, ведь с 16 декабря 1955 года, когда Вудхаусы получили американское гражданство, Плам – американский писатель. «Наконец-то мы отомстили вам за Т. С. Элиота и Генри Джеймса», – пишет ему в это время Фрэнк Салливен. А вот что, как всегда полушутя-полусерьезно, пишет Вудхаус Таунэнду 7 октября 1956 года:
«Американский гражданин» не устает расписываться в любви к Америке. В рубрике «Это – Нью-Йорк» Нью-Йорку и Америке, конечно, достается, но беззлобно, по-дружески. Вудхаус Америку скорее журит, чем ругает. И ни слова о политике: бурных шестидесятых как будто нет; нет ни Кеннеди, ни Хрущева, который, распалившись, колотит башмаком по трибуне ООН, ни Карибского кризиса, ни Кастро, ни хиппи, ни «Битлз», ни «Черных пантер». Зато красочно и остроумно описываются местные нравы и, с особым смаком, – всевозможные преступления, в которых, слава богу, нет недостатка.
Весной 1956 года Вудхаус выпускает панегирик Америке и, отчасти, самому себе – небольшую книжку «Америка, ты мне нравишься». Эту «автобиографию с отступлениями» мы знаем (и не раз уже цитировали); «Америка, ты мне нравишься» – американский вариант «За семьдесят». «За семьдесят» – еще и панегирик Лонг-Айленду. Верно, старик ворчлив, но, в сущности, жизнью на океане (тем более – за океаном) доволен.
Так и подмывает прибегнуть к расхожему штампу: «Ничто не нарушало безмятежной жизни Плама и Этель на Лонг-Айленде в пятидесятые-шестидесятые годы».