Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма

О Юстесе, прирученной обезьяне лорда, на которую Ренч смахивает, он говорит брезгливо, со сдержанным отвращением, да и выражается со столь свойственным Дживсу, да и всякому истинному британцу, understatement’ом: «Она совершает странные поступки… Насколько я понял, у них нелады с кошкой… та подозревает его в дурных намерениях». Когда леди Уэзерби отправляется на кухню оценить размеры бедствия, Ренч реагирует в точности как Дживс: «Вполне своевременно, м’леди. Кухарка просит указаний». Когда же леди Уэзерби решает посадить непокорную обезьяну в погреб, Ренч, опять же, говорит совершенно по-дживсовски: «Если разрешите заметить, в погребе много угля. Большое искушение». В самом деле, чем не Дживс?

Глава шестая. «Мюзик-холл – вот моя стезя», или «Трио музыкальной славы»

1

И еще одна удача тех лет. Как раз когда Вудхаус дописывал «Неудобные деньги» и обсуждал с лондонскими и нью-йоркскими издателями книжное издание «Кое-чего свеженького», главный редактор «Vanity Fair» Фрэнк Крауниншилд предложил писателю место театрального критика у себя в журнале. Вудхаус согласился, хотя сочинять стихи для мюзиклов представлялось ему делом куда более увлекательным, чем о мюзиклах писать. Тем более что весной 1915 года в бродвейских музыкальных театрах (а их насчитывалось несколько десятков) на глазах у Вудхауса восходила звезда его старого знакомого и партнера еще по «Красотке из Бата», композитора Джерома Керна.

И Вудхаус, отправившись в качестве театрального критика ведущего нью-йорского журнала обозревать премьеру мюзикла Керна «Отступи в тень», решил тряхнуть стариной и, фигурально выражаясь, перебрался из зрительного зала на сцену. Он сочиняет пару песен для «Отступи в тень», а следом – еще несколько для «Дома нет никого», «фарсовой комедии в двух действиях». Премьера «Дома нет никого» состоялась в начале мая того же 1915 года в небольшом, всего на 300 мест, недавно открывшемся бродвейском музыкальном «Princess Theater». Спустя полгода Плам идет в «Театр Принцессы» на рождественскую премьеру еще одного мюзикла – «Очень хорошо, Эдди», совместного творчества Керна и нью-йоркского, как и Вудхаус, британца, драматурга Гая Болтона, и после спектакля получает заманчивое предложение от Бесси Марбьюри, директора «Принцессы». «Оживите вашими стихами пьесу Гая, – убеждает Вудхауса Марбьюри, добродушный толстяк, которого в театре именовали не иначе как «тучным Милягой». – Я хочу, чтобы сочиненные вами песенки явились той магией, в которой исчезнут без следа любая грубость и вульгарность».

Вудхаус, как мы знаем, помешан на мюзиклах со школьной скамьи, не раз говорил, что «Оклахому» написал бы с бо́льшим удовольствием, чем «Гамлета», поэтому без раздумий говорит Миляге «да». И знаменует тем самым рождение славного бродвейского трио: Керн (композитор), Болтон (драматург), Вудхаус (поэт-песенник). И, как следствие, – новую страницу в истории американского мюзикла.

2

Музыкальная слава триоОт Аляски и до Рио.Болтон, Вудхаус, Керн!

Трио музыкальной славыОт Нью-Йорка до Варшавы.Болтон, Вудхаус, Керн!

– писал, перейдя от избытка эмоций с языка критической прозы на язык плакатной поэзии, театральный критик «New York Times» спустя три года после дебюта великолепной троицы.

Композитор Джером Керн, однако, стоял в «трио музыкальной славы» несколько особняком. Резкий, вспыльчивый, неуживчивый, всего себя отдающий работе, он вдобавок был еще очень требователен, особенно – к автору песен Вудхаусу. Болтон работал напрямую с Керном меньше: музыкальное сопровождение мюзикла зависит скорее от сценария, от диалогов и монологов, чем наоборот. Пламу же Керн мог позвонить среди ночи, и, если тот не подходил к телефону, наутро устраивал скандал. Мог, дозвонившись, поднести телефонную трубку к роялю, за которым сидел, и начать наигрывать мелодию – чтобы «облегчить» Вудхаусу творческий процесс, направить этот процесс «в нужное русло». На первом месте в мюзикле – музыка (мюзикл же!), считал Джером, сценарий и слова песен – на втором.

«Когда у тебя есть мелодия, – поучал он, – ты видишь, что́ является главным, а что́ второстепенным, и соответствующим образом подгоняешь под мелодию свое стихотворение – иначе стихи не превратятся в песню. Так, во всяком случае, работаю я, а тот, кто с этим не согласен, пусть катится ко всем чертям!»

И Вудхаус с ним не спорил. Во-первых, потому что с Керном спорить было бессмысленно. Ну, а во-вторых, Вудхаус вообще был покладист и спорил редко.