А потом и вовсе расстаются с Беллпортом – переезжают в город: из Беллпорта в Нью-Йорк не наездишься, а великолепная тройка в конце 1916 – начале 1917 года работает сразу над тремя мюзиклами. Премьера «Надо же!» состоялась в «Princess Theater» 20 февраля 1917 года при переполненном зале: подзаголовок «Комедия первой брачной ночи» действовал безотказно. Премьера «Одумайся» («Have a Heart») – игралась в театре «Либерти» месяцем раньше. А первый спектакль «Леди! Ох, леди!!» – тоже в «Princess», но годом позже. Рецензии на все три мюзикла были сногсшибательные.
После премьеры «Леди! Ох, леди!!» композитора, драматурга и поэта-песенника похвалила даже язвительнейшая Дороти Паркер, сменившая Вудхауса на посту театрального критика «Vanity Fair», и составившая ему серьезную конкуренцию по части комической прозы и поэзии – в Америке, во всяком случае.
После таких комплиментов и квартира в Нью-Йорке – уже не высший предел, и Вудхаусы переезжают на Аррандейл-авеню в двух шагах от Манхэттена и от деревни нью-йоркских миллионеров Грейт-Нек, которую мы хорошо знаем – правда, под другим, вымышленным названием: в Ист-Эгг ведь находился особняк великого Гэтсби. «Где огни тем ярче, чем больше земля отворачивается от солнца. Где оркестр играет “золотистую музыку под коктейли”, а смех становится всё свободнее, всё расточительнее»[40]
. Теперь вместо Гэтсби здесь жил (скорее бывал) его создатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд, к которому Вудхаус относился с безусловной симпатией:А еще – блестящий новеллист, драматург, сценарист и журналист Ринг Ларднер и блестящий же юморист Роберт Бенчли. Бенчли, как и Дороти Паркер, будет членом литературного клуба «Алгонквин» при «New Yorker» – журнал появится спустя несколько лет, в 1925 году. Это Бенчли назвал однажды Грейт-Нек «командой знаменитостей» («a gymnasium of celebrtities»). А еще в Грейт-Неке купил дом Фло Зигфелд, но он по большей части пустовал: американских девушек знаменитый продюсер прославлял, по всей вероятности, в других местах. Переехал сюда в 1917 году с очередной женой и Гай Болтон: в его доме по воскресеньям можно было пообщаться с великими мира сего. Встретиться с Исидорой Дункан и Рудольфом Валентино, послушать, как напевает в кухне, стряпая спагетти, Энрико Карузо. И Этель, в отличие от мужа-домоседа, этой возможности не упускала.
А вот мужу важнее всего было спокойно, в тиши и уюте, творить. Дом у Вудхаусов был большой, участок – огромный, кругом никого – если не считать трех собак, двух попугаев и канарейки, фаворитки хозяина дома. Не хватало только обезьяны Юстеса, которую держали на свою беду герои «Неудобных денег» лорд и леди Уэзерби. Можно было творить, а можно – играть в гольф; Вудхаус, правда, предпочитал крикет, в гольф он играл хуже и поэтому неохотно – «в Далидже не приохотили».