Пеликан. Месть замка Ратлин

Финтан перевел дыхание и отшагнул в сторону. Затем сделал еще один шаг.

– Я умею обращаться невидимой тенью. Езжай домой, граф, и я поеду следом, – тихо молвил Макдонелл.

Радостный вздох облегчения вырвался из груди графа.

– Приезжай в поместье Готье, что на юге Франции, – просил граф. – Доберись до Оверни. Там я встречу тебя. Я напишу письмо, где объясню, кто ты и куда держишь путь.

– Если меня, Макдонелла, схватят с таким письмом, болтаться нам двоим на одной перекладине, – Финтан почесал тонкую шею.

– Ты же умеешь обращаться тенью? – прищурившись, спросил Рене.

– Ты назвал два имени, – Финтан нахмурился, пытаясь их припомнить. – Повтори их.

– Френсис Дрейк и Джон Норрейс? – переспросил Готье.

– Кажется, да, – голос не подвел, не дрогнул. – Скажи мне, где они сейчас, чтобы избежать встречи с ними. Не думаю, что они запомнили лицо – одним ирландцем больше, одним меньше…

Страшный оскал резко искривил губы Финтана резкой вспышкой, но так же быстро и угас.

– Дрейк, как мне помнится, в своей крепости, Плимуте, если еще не отбыл в Италию, – протянул юный граф, силясь припомнить все в подробностях. – Норрейс должен быть с ним.

Финтан кивнул, до боли стиснув зубы.

– У меня нет… в замке есть что-то, на чем я смогу написать письмо? – спросил Рене.

– Не рискуй понапрасну, – упреждал ирландец.

– Тебе нужно иметь при себе хоть что-то! – упрямо настаивал Готье.

С глубоким вздохом Финтан отступил.

– Какой у меня упрямый спаситель, – развел руками он. – И все же не рискуйте слишком многим. Не стоит указывать, куда именно я держу путь. Любой солдат, просмотрев это письмо, сделает вид, что ничего не заподозрил, а сам назначит слежку, и в Оверни у тебя будет много гостей помимо меня. Напишешь письмо левой рукой, чтобы при неблагоприятном исходе ты мог бы отречься от этих строк, выдав письмо за подделку.

– Граф Готье никогда не отрекается от своих слов, – возмутился Рене.

– Тем хуже для него, – пожал плечами Финтан и коротким кивком головы пригласил следовать за ним.

Они вдвоем прошлись по заваленным руинам и спустились в полуподвал. Рене осторожно ступал на ощупь. Финтан, привыкший к своему мрачному обиталищу, с закрытыми глазами знал каждый выступ, каждый штырь и обломок. За месяцы проклятого затворничества он породнился с тварями ночи. Найдя все для письма, они вернулись обратно, наверх. В окнах и пробоинах начало светать, когда граф Готье склонился и взял перо в левую руку.

– На чье имя? – спросил Рене, не поднимая головы.

Финтан задумался.

– Шеймус Уолш, – ответил он.

Граф согласно кивнул и приступил.

– Спасибо, – произнес Финтан, пока чернила еще не успели высохнуть.

Граф изумился той перемене, что случилась с лицом Макдонелла. Бледное и изнуренное, оно обрело какое-то выражение. Печать уныния и горя несколько отступила, но не исчезла, и едва-едва проступило что-то светлое и спокойное, сродни мягкому свету зари после темной ночи. Это слабое, но светлое прояснение разливалось слабым светом по лицу Финтана, возвращая облик красноволосого мятежного демона обратно к облику людскому. Чем дольше Рене вглядывался в рассеивающийся сумрак – а за окнами и впрямь медленно светало, тем прочнее укоренялась в нем вера, что долг и клятва исполнены.

За те последние часы перед ясной зарей больше не проронилось ни слова. Рене не смел ничего сказать, боясь перечеркнуть все достигнутое, а Финтан был слишком погружен в свои мысли. Веки закрывались сами собой. Угасающий огонек тайком касался медно-рыжих ресниц, из-под которых блестели влажные глаза. Ни Рене, ни сам Финтан не могли бы сказать, дремлет он или нет.

Когда солнце взошло, этого не было видно за свинцовым занавесом хмурых туч. Но света было достаточно, чтобы его бледные рассеянные лучи пробрались в замок и подали знак Рене, что пора покинуть эту обитель. Граф успел задремать и перевести дух. Пробуждение не было болезненным или тягостным, и страхи о простуде, столь вероятные при такой скверной ночлежке, оказались пустыми.

С замком и его нелюдимым обитателем Рене попрощался коротким кивком и то же получил в ответ. С чистой совестью и мыслями об исполненном долге граф Готье вернулся к бухте, отыскал неказистенькую лодку, а других, впрочем, тут и не водилось. С сердца упал гнетущий груз, и сейчас, ощутив прилив новых сил, граф Готье больше всего хотел навестить свою семью. Он сел на корабль, следующий в Шервур-Октевиль, чтобы оттуда добраться уже по суше до родного поместья.