Пена

Официант ушел. Макс огляделся по сторонам. Он родился и вырос в бедности, но, несмотря на это, нищеты терпеть не мог. Он продавал дома, а не лачуги. Он избегал проституток и сутенеров. Он подмазывал полицию, но не сам, а через посредника. Рашель тоже знавала лихие времена, но быстро привыкла к роскоши. Полюбила красивую одежду, дорогую мебель и украшения. С удовольствием играла в казино, ездила с Максом в Рио-де-Жанейро и Нью-Йорк.

Макс так и не научился свободно говорить по-испански, зато Рашель знает язык, как свой родной. Артуро они отдали в гимназию, где учились дети из самых богатых семей. Оказалось, у Рашели просто талант к коммерции. Не посоветовавшись с ней, Макс никогда не заключал сделок.

Но семь лет изобилия миновали. Теперь Рашель сломлена горем, а он, великий ловелас, ничего не может с женщиной. В Париже он пригласил девушку, очень красивую, повез ее в Довиль, снял номер в лучшем отеле. Но как только она его обняла, Макса охватили тоска и отвращение. Его чуть не стошнило. Не помогли ни шампанское, ни запретные ласки. Примерно так же было еще раньше, на пароходе, и потом, в Берлине. Макс обращался к врачам в Америке и Европе, но все они повторяли одно и то же: это нервы. Рекомендовали гидропатию, выписывали лекарства, которые помогали как мертвому припарки. И все доктора давали один и тот же совет: ему необходимо длительное путешествие. Пусть попытается забыть о своем горе, найдет себе новое общество, новые увлечения.

Официант принес пиво, хлеб с рубленой селедкой, соленый огурец и блюдце перченого горошка в придачу. Макс подождал, пока осядет пена, и одним глотком отпил полкружки. Закусил ломтиком хлеба с селедкой.

Еда и выпивка — последние удовольствия, которые ему остались. Он мог выпить, но пьян бывал редко и пьяных сторонился: терпеть не мог пустых разговоров, бахвальства и нытья. Макс часто думал, что в свои сорок семь лет он остался мальчишкой с мальчишескими фантазиями. Он и так достаточно богат, но все время мечтает о миллионах. Представляет себе, как находит сокровища, в него влюбляются оперные дивы, графини и принцессы. Он становится богаче Ротшильда. Ссужает деньги русскому императору, румынскому королю и турецкому султану, а потом выкупает у него Палестину.

Макс Барабандер слышал, что доктор Герцль умер от разрыва сердца, потому что не смог получить Палестину для еврейского народа. Макс сочувствовал сионистам и каждый год жертвовал на еврейские колонии в Стране Израиля. Даже собирался на обратном пути туда заехать, чтобы увидеть Иерусалим, могилу Рахили, Стену Плача и поселения, где молодые вольнодумцы, бывшие студенты, пашут землю, сажают виноградники и говорят на древнееврейском языке…

Да, в этом самом доме Макс когда-то снимал мансарду вместе с еще одним таким же. Каждый день ходил мимо этого ресторана, но ни разу не зашел внутрь. В те времена он не мог позволить себе даже стакан пива. Его разыскивала полиция. Он тогда здорово влип, потом его таки арестовали и посадили в Павяк. А теперь он гражданин Аргентинской Республики, у него в паспорте русская виза и никто ему ничего не сделает.

Но сидеть тут в одиночестве — сомнительное удовольствие. Эх, была бы с ним Рашель! Или поскорей бы уж найти какую-нибудь женщину! Он снова огляделся по сторонам. Вон две за соседним столиком, уже далеко не молодые, толстые, обрюзгшие. Похожи на лавочниц из Двора Януша. Громко, хрипло разговаривают. На одной даже передник с глубоким карманом, как у рыночной торговки. Нет, это явно не то, что ему нужно.

Он опять углубился в записную книжку. Чье-то имя, чей-то адрес. Откуда они здесь? Макс никак не мог вспомнить. От этих разъездов память совсем ни к черту. Он постоянно терял очки и вечное перо, купленное в Нью-Йорке. Менял костюм и забывал переложить деньги и документы, забывал сунуть в карман брюк носовой платок.

Вошли новые посетители, на него даже не посмотрели. Видно, что добрые приятели. Сдвинули столы. Громко говорят, смеются, пьют друг за друга. Душа компании — толстяк с бритым затылком, на обтянутом жилеткой брюхе — цепочка из золотых полуимпериалов. Все обращаются к нему «Шмиль». Хохочут над его шутками, подлизываются. Даже по голосу слышно, что у него ожирение сердца. Задыхается, хватает ртом воздух, хрипит, как астматик. Когда-то, наверно, был здоров как бык, но Макс Барабандер знал, что такой в любую минуту может умереть от апоплексического удара. Кружку за кружкой вливает в себя пиво и закусывает требухой с тертой картошкой.

Макс прислушался. Шмиль рассказывал, как спас от тюрьмы раввина. «Святой человек» обвенчал парочку, но незаконно, потому как у него на это «позволенья» от властей не было. Ему за это от трех месяцев до года могли дать. Но Шмиль пошел к «шледователю» и враз все уладил.

— Подмазать небось пришлось? — спросила одна из сидевших за столом, женщина с маленькой головкой на округлых плечах, толстыми щеками, жирными, мясистыми руками и невероятно большой грудью.

— А то как же? Не подмажешь — не поедешь.

— Откуда же раввин денег взял?