Пенталогия «Хвак»

— Я бы мог придать ему вид утки… Даже зажаренной утки… С запахом жареной утки, если постараться. Я бы мог превратить этот чурбан в съедобную жареную утку, если бы как следует задался этой целью, забыв на ближайшие месяцы обо всем остальном в своей жизни… Но — зачем? Усердие было бы несоразмерно добыче. Понимаешь? Дрова принесем — и настоящую уточку в один миг приготовим… Даже две, не тратя сил и маны. Или Мотона приготовит, она сегодня обещала прийти… Да, богам, любому из них, ничего не стоило бы сотворить золотое блюдо с жареным лебедем на нем. Зато — им гораздо труднее было бы вести себя как простые смертные.

— А зачем им вести себя как простые смертные?

— Не ведаю. Но им очень нравится, точно знаю. Хотя они делают это весьма редко. Считается — не ведаю как на самом деле, хотя и искал ответ лет эдак с сотню, а то и побольше — что боги могут утратить бессмертие, если слишком часто будут бродить среди людей.

— Как это?

— Как, как… Я же сказал — сам толком не знаю. Но вроде того, что спускаясь к нам на землю, они, сохраняя все свои божественные сущности, лишаются… Нет, наоборот… приобретают смертность. Вот, скажем, любимый народом и тобой герой Аламаган, равный богам. Силою он был им равен, а все равно погиб, в результате коварства и предательства. Или Умана, твой враг отныне… Она могла бы жить на Земле, искать тебя, чтобы покарать или забрать… Что дрожишь, я же рядом… Стыдись, ты же мужчина и воин…

Лин попытался в ответ улыбнуться, и это, пусть и не сразу, ему удалось.

— Мне страшно, да, но я не боюсь.

— И молодец. Но Умана, бродя среди людей, сохранив все свои божественные права и умения, становится уязвимой для той, кто не богиня и никому не враг, но которая всех дождется и всех сильнее, кроме, быть может, Матушки-Земли… Для Смерти. Пока боги у себя, на небесах, или во Чреве Земном, или где они там обосновались… — их существованию ничего не грозит. А среди людей они рискуют, пусть и незначительно. Предполагаю, что именно риск и придает вкус их приключениям на Земле.

— А ты бы мог справиться с Уманой?

— Я?.. Нет, пожалуй… Точно нет. Самое большее — не позволил бы ей легко себя победить. Но и здесь есть место случайностям: выбери судьба удачный миг, и при этом попади мой нож или заклинание в слабую точку… Вспомни предание о гибели богов-близнецов Чулапи и Оддо… Не знаешь? Напомни, я расскажу при случае. Оттого и не часто ходят боги среди нас, что знают: сущность, по имени Случайность, бывает сильнее и хитрее всех богов и богинь, всех стихий и сущностей… Кроме Земли и Смерти, которые сильнее ее.

— А Зиэль… Он…

— Всё! Не будем о Зиэле. Он ушел, и вполне возможно, что навсегда из твоей и моей жизни, так что нечего тревожить теней и призраков ушедшего. Когда-нибудь… быть может… когда вырастешь… Тогда и поговорим, а пока проверим на пальцах, чему ты там научился.

Лин стремительно овладел счетом до ста, и вдруг понял, что и до тысячи может… И дальше, лишь бы памяти хватало складывать и отнимать… И делить, и умножать… Оказывается, это тоже запросто. Снег учил легко, не наказывая и не унижая, редкие подзатыльники не в счет — уж в чем, в чем, а в побоях Лин разбирался, претерпел их немало от Мусиля… Но это было давно, в прошлой жизни…

Уже научившись устному счету, Лин изрядно помучился, прежде чем сообразил, как не сбиваться в счете письменном: поставишь двойку за четверкой, вот уже и выйдет не двадцать четыре, а сорок два… И еще ноль — что такое ноль? Один корешок петрушки — это один корешок, а ноль корешков — как его съесть, или в руки взять, или хотя бы увидеть?..

И все же мучения непонимания чудесным образом оборачивались радостью постижения! Было два корешка петрушки, да один съел, а другой крыса украла — сколько осталось? Ничего не осталось, ноль корешков. А если два башмака водой смыло — тоже ноль остался. Ноль — он всему ноль! А если ноль башмаков прибавить к нолю корешков петрушки… — тоже ноль. Но почему-то от петрушки башмаки отнимать нельзя… Но из башмаков корешки вынуть можно… Ой!

— Сейчас еще врежу! Так всю жизнь и проспишь. Или в речку брошу, чтобы освежился.

— Да я и не спал вовсе. Я думал!

— Вот как? И о чем же ты думал, раззявив рот, с закрытыми глазами?

— Если, к примеру, путник наел на три больших медяка, а у него с собой только один большой и один малый…

— Так… Ну, и?

— Одежда старая, никому не нужная, других вещей в залог нет…

— Продолжай.

— Он еще останется должен один большой медяк и один малый…

— Не спорю.

— Но у него ведь их нет?

— Да, я помню условия твоей задачи. И что? Куда ты клонишь?

— Ну… как бы это сказать… У него есть то, чего у него нет, полтора больших медяка долгу. Долг есть, а денег нет… Да, точно! И вдруг у него деньги появились, и тогда ему от них придется отнимать долг…

— А если не появились?

— А если не появились… то… то… получается, что у него денег еще меньше, чем ноль! Э-э… Снег, я запутался…

Снег положил руки на поясницу, выпрямился и стал пинать ногой мокрый прибрежный песок, затирать цифры, которые они с Лином успели начертить за время утреннего занятия…