– Вижу, ты держишь обещание, – мистер Форкл грустно улыбнулся Кифу. – Но я и не сомневался.
В свои последние мгновения другой мистер Форкл взял с Кифа обещание, что он не позволит трагедии сломить Софи.
– Я в порядке, – заверила она Кифа. – Все так странно. Но… лучше, чем мы думали, согласись?
Киф вздохнул.
– Знаешь… мне надоедает узнавать, что все нам лгут и что-то скрывают, – он обернулся к Тиргану. – Есть еще какая-нибудь важная информация, которую вы от нас прячете?
Тирган переступил с ноги на ногу.
– Никто не раскрывает сразу все тайны.
– То есть, это «да»? – надавил Фитц.
– С каких это пор мы говорим обо мне? – Тирган махнул рукой в сторону мистера Форкла. – Если вас это утешит, могу заверить, у меня нет тайного брата-близнеца.
– Мало у кого есть, – заметил мистер Форкл, вновь глядя в окно. – На самом деле, возможно, я единственный. Точнее, пожалуй, был единственным – хотя фактически у меня все равно есть большей частью тайный близнец, ходит ли он по земле или покоится под ней, – он вздохнул. – Не знаю, как описать словами сложность моей ситуации.
Тирган подошел ближе, успокаивающе укладывая ладонь мистеру Форклу на плечо.
– Что-нибудь придумаем.
Мистер Форкл кивнул, потер глаза и обернулся.
– Вернемся к жалобе мистера Сенсена. Простая истина такова, что у всех есть тайны. Иногда у нас нет выбора. А иногда это мелочи, и нам кажется, что остальных они не касаются. Какой бы ни была причина, секреты – это часть нашей жизни.
– Но не лучше ли без них? – спросил Фитц. – Разве вам не кажется, что теперь, когда мы знаем правду, доверять друг другу станет проще?
Он не смотрел на Софи, но она все равно против воли задумалась, не обращен ли вопрос к ней.
И хотя ее секрет был абсолютно банален по сравнению с открытиями сегодняшнего дня… может, он был прав. Она рисковала их когнатством – тем, что делало их сильнее и давало шанс противостоять «Незримым», – потому что слишком стеснялась признаться в глупой влюбленности.
Говорить о ней будет унизительно. И кончится все, скорее всего, отказом.
Но… тогда все закончится, и они смогут двигаться вперед.
«Когда мы вернем родителей, – передала она Фитцу, – надо будет заняться упражнениями на доверие. И в этот раз… никаких тайн».
Фитц вскинул брови.
«Уверена»?
Нет.
Ей уже хотелось струсить.
«Это пойдет нам на пользу», – сказала она, пытаясь поверить в свои же слова.
Фитц ответил такой яркой улыбкой, что все внутри перевернулось, а затем еще раз, когда он добавил: «Возможно, даже больше, чем ты думаешь».
Киф кашлянул.
– Все нормально? Я чувствую какие-то странные сдвиги в настроении.
– Да, – отозвалась Софи, отворачиваясь, чтобы спрятать пылающие щеки.
– Надеюсь, это правда, – произнес мистер Форкл. – Потому что я вовсе не хочу отвлекать вас от нашей главной цели. Мы прорываемся сквозь глубины длительной, бурной войны, и я искренне надеюсь, что сегодняшние открытия доказали вам, что победы «Незримых» не такие большие, как они думают. Я стою перед вами, и я готов работать, готов сражаться, готов сделать все ради победы. Вопрос лишь в том, останетесь ли вы со мной?
Семеро друзей переглянулись.
И хотя они все еще были бледны, в их глазах Софи не видела ни тени сомнения.
– Да, – произнесли они хором.
Мистер Форкл кивнул, а затем отвернулся, прочищая застрявший в горле ком.
– Сейчас расплачусь из-за вас, дети.
И при звуке таких знакомых слов – слов, которые давно стали визитной карточкой мистера Форкла, – остальным тоже пришлось сдерживать слезы.
Но почему-то все решили, что времени плакать нет.
Пришла пора возвращаться к работе.
– Что ж, – произнес мистер Форкл, – нас ждет еще несколько тяжелых разговоров – и похороны моего брата. Но сначала позвольте открыть вам истинную причину, по которой я попросил Тиргана привести вас в Туманную долину.
Он щелкнул пальцами, и стекло в окне постепенно приоткрылось, впуская в душную комнату холодный свежий воздух.
Поначалу Софи решила, что мурашки поползли из-за ветра, но когда она пришла в себя, то услышала ту же навязчивую мелодию, что и раньше – только значительно громче и яснее. Песня была глубокой и проникновенной, наполненной одновременно неистовой надеждой и болезненной грустью.
– Лунные жаворонки, – пояснил мистер Форкл. – Не знаю, представляете ли вы, как редко встречаются их гнезда в дикой природе, но за всю жизнь это единственное место, которое я нашел. И они возвращаются сюда снова и снова, поколение за поколением. У нас с братом ушли годы, пока мы не поняли, почему. В волнах, которые вы слышите в отдалении, они оставляют свои яйца бороться с течением, зная, что только самые сильные достигнут берега, где вылупятся и выживут. Когда-то я считал, что птицы, бросающие своих детей без малейшей поддержки и защиты, жестоки.
Его взгляд остановился на Софи, и та кивнула. Она и сама не сразу смогла поверить «Черному лебедю», зная, что они тоже бросили ее выживать среди людей.