– Им нужна холодная вода, – сказала я, указав на ведро с травой под названием «дюпонция Фишера». – Эта вода для них слишком теплая, поэтому они вянут. Кажется, в кабинете химии есть морозильник, откуда можно взять лед. А вот ей, – я кивнула на маленькую гортензию, – нужно больше света. Без прямых солнечных лучей она погибнет. Поставьте ее поближе к окошку. Что же касается их, – я ткнула пальцем в желтое и красное ведра, – то им нужно меньше света. Смело ставьте их в тень или даже под стол. Они не будут возражать. Это лесные травы, они привыкли находиться в густой тени деревьев. Со мхом та же история. Здесь так тепло, что он совсем завял. А они, – я махнула на грибы, лежащие в контейнере, – они хотят… – Я запнулась и снова прислушалась. Быть этого не может! А впрочем… – Они хотят сахар. Земля для них недостаточно сладкая. Не знаю почему.
Я перевела взгляд на мистера Роджерса, который смотрел на меня круглыми от удивления глазами.
– Цветы у вас за спиной вполне довольны жизнью. Но им хочется, чтобы их регулярно гладили. Они скучают по ветру, который перебирал их листья.
Мистер Роджерс уставился на меня так, будто я призналась, что могу видеть будущее.
– Стоит ли спрашивать, откуда вам все это известно?
– Лучше не надо, – покачала головой я.
– Скажите, что это не просто выдумка.
Я снова покачала головой.
– Прислушайтесь к желаниям растений – и сами увидите их безмолвную гармонию.
Я подняла ментальные щиты. Теперь это получалось у меня с такой легкостью, что мне почти не приходилось концентрироваться.
– У меня есть идея получше, – сказал мистер Роджерс, скрестив руки на груди. – Я закрою глаза на ваш прогул, если раз в неделю вы будете приходить сюда и ухаживать за этими растениями. Ботанику мы будем изучать еще полтора месяца. Как вам мое предложение?
Я лучезарно улыбнулась в ответ. Полтора месяца ухаживать за парой-тройкой ворчливых сорняков вместо нагоняя от родителей? Да это же лучше Рождества!
– Я согласна.
Мистер Роджерс протянул мне руку.
– Тогда договорились.
Я ответила на рукопожатие.
Потом мистер Роджерс повернулся к растениям и сказал:
– В таком случае поешьте и возвращайтесь. Я оставлю кабинет незапертым, поэтому у вас будет полная свобода действий. Лед я принесу из столовой. В столе у меня лежит пакетик сахара, я оставлю его возле грибов. – Он окинул меня странным взглядом и спросил: – Мне лучше не спрашивать, кто вас этому научил, да?
– Не стоит, – кивнула я, сдержав улыбку.
Вздохнув, мистер Роджерс покачал головой и жестом велел мне уходить.
– Идите уже, мисс Садовница. Я даже отсюда слышу, как у вас урчит в животе. Не разочаруйте меня, пожалуйста.
– Конечно, мистер Роджерс. Ни в коем разе, – пообещала я, улыбнувшись ему напоследок, и повернулась, чтобы уйти.
Уроки закончились. Я сидела на низкой ограде, окружавшей спортивное поле. Погода развернулась на сто восемьдесят градусов: если вчера был штормовой ветер, то сегодня – полный штиль. Над Парижем навис плотный слой облаков, и я скучала по солнцу. Было тепло. Плащ я просто накинула на плечи. Закатала рукава свитера и даже развязала шарф, чтобы Эванджелина не перегрелась.
Наблюдая за тренировкой Джеммы по софтболу, я в который раз восхитилась ее физической формой. Я бы на ее месте уже после несколько кругов вокруг поля превратилась в задыхающееся, вспотевшее существо, позабывшее собственное имя. Джемма же двигалась энергично и вместе с тем грациозно. Ее туго завязанные в хвост светлые волосы блестели как золотые нити – и это несмотря на то, что сегодня было пасмурно.
После уроков я позвонила Маэлю, но тот не ответил. «Наверное, еще спит», – подумала я. Из школы до него ближе, чем из дома, поэтому я решила остаться и понаблюдать за тренировкой Джеммы. Трибуны были заполнены учениками, которые наслаждались погодой, делали домашку или обсуждали совместные проекты. Я же стремилась к уединению и поэтому устроилась на перекладине ограды, окружающей спортивное поле. Сиденье из нее получился так себе. К счастью, у меня неплохое чувство равновесия, поэтому я могла возиться с телефоном, не боясь упасть, словно подвыпившая птица. Несмотря на множество тайн и загадок, оставшихся нерешенными, я испытывала умиротворение. Маэль вернулся, а все остальное не имело значения. Мои чувства к нему были как никогда сильны, да и его чувства не изменились. Напротив. У него будто камень с души упал. Теперь мы знали, что наши отношения не представляют для меня опасности. Прежде я частенько сомневалась, что Маэль меня любит, но теперь была уверена: он вел себя холодно только потому, что хотел меня защитить.