Пепел и пыль

В Междумирье я никогда не заходил в костелы. Иногда от них исходило нечто странное, а иногда по эту сторону их вообще не было, несмотря на существование в моем мире. Я боялся. Честно говоря, я не знал, чего там ждать. По эту сторону сна нет атеистов. Я бродил среди мертвых и видел демонов, но все выглядело не столь просто и ясно, как рассказывали законоучители. Ангелов я не видел, дьяволов, похоже, тоже. И не знал, что найду за коваными воротами храма, и, пожалуй, пока не хотел знать. Там мог находиться ответ, которого я не понял бы или к которому не был бы готов.

На этот раз я тоже объехал собор, выглядевший еще сверхъестественнее, чем наяву – огромный, возвышающийся над площадью и городом, – и вкатился в улочку.

Правила таковы: либо ты появляешься в этом мире как блуждающая душа медитирующего любителя путешествий вне тела, и тогда ты подобен поденке или облачку дыма, либо Сергей Черный Волк попотчует тебя кратким сибирским курсом переноса сюда как полноправного Ка, и тогда можно забыть о парении в воздухе, проникновении сквозь стены и двери. Ты становишься сильнее, но, чтобы куда-то войти, надо повернуть ручку.

На дугообразной тяжелой калитке в монастырской стене сидел паук, обхватив ногами всю створку. Он был гигантский, угловатый и геометрический, сотканный из неонового света, будто тварь из морских глубин. Какие-то вспышки и импульсы пробегали по его телу – расставленным на всю ширину калитки ногам и туловищу в форме квадратного, похожего на манекен лица спящего человека.

Я впервые увидел Ка электронного устройства. Замка́ с магнитной картой.

Значит, в нынешние времена и компьютеры имеют душу.

Синтоисты были бы в восторге.

Я потянулся к ручке.

Светившиеся до этого голубым, зеленым и янтарным линии и блуждающие по телу паука пятна внезапно вспыхнули предостерегающей краснотой раскаленных углей: на спящем лице открылись слепые, горящие ацетиленовым огнем глаза.

Я убрал руку – не дурак.

Красное свечение начало медленно гаснуть, через несколько секунд вновь сменившись спокойным голубым и бирюзовым. Страшные пылающие глаза скрылись под сонно опустившимися изумрудными веками. Еще несколько красных пятнышек проплыли вдоль ног и исчезли. Паук снова спал.

Я огляделся. Перелезть через стену? Раз они поставили себе такие замки, наверняка позаботились и о других защитных средствах. Если так выглядел домофон, во что превратятся датчики на стене?

Высоко на колокольне послышался тихий короткий треск. Кто-то открыл окно.

– Ничего личного, – сказал я. – У меня просто нет времени на всякую хрень.

Достав из-за пазухи тесак, я воткнул его в самую середину паука. Раздался писк, напоминающий звук поджаривающегося электрического стула. Линии взорвались красным, клинок оплели шипящие электрические разряды, а потом погасли. Пробитый навылет ножом паук отвалился от двери, упав на спину. Его конечности совершали механические движения, издавая металлические щелчки, словно поршни маленькой паровой машины. Он светился все слабее и наконец погас; стал выглядеть так, будто его сплели из черных, обожженных разрядами проводов. В воздухе повеяло отвратительным смрадом паленой изоляции и озона.

Придавив дымящуюся падаль ногой, я выдернул тесак.

Нажав на ручку, вошел внутрь, чувствуя себя так, будто у меня в животе – каменное пушечное ядро.

Двор был пуст. Что-то пробежало по стене, что-то зашелестело в кустах. Я пробрался по коридору спиной к стене, держа в руке поднятый обрез и отчаянно пытаясь вспомнить, в какой стороне колокольня.

Там, наверху, открыли окно. Либо это отражение, либо несчастный монах оказался в плену навязчивой петли событий, как часто бывает с самоубийцами, и застрял. Он будет без конца переживать те же сомнения и дилеммы и снова потерпит поражение, поведет ту же борьбу с самим собой, обстоятельствами или страхом, которая закончится очередным прыжком с петлей на шее. И так – до бесконечности.

Речь необязательно о покаянии. Депрессия, толкающая человека на самоубийство, основана на явлении обратной связи. На порочном круге. То, что происходит потом, – лишь продолжение. Порочный круг, который замкнулся и который несчастный забрал с собой на эту сторону.

Я свернул за угол, в коридор, вдоль которого находились кельи монахов, и остановился остолбенев, залитый мерцающим разноцветным светом. По всей длине коридора – на стенах, полу и потолке – росли цветы – светящиеся, разноцветные и нереальные. Побеги тянулись по стенам, будто вьюнок и дикий виноград, из пола росли кусты и стебли, и все они ярко светились, раскрывая бутоны и кутаясь в отсвечивающие зеленью листья. Я понятия не имел, что это, и ничего подобного раньше не видел.