Пепел и пыль

Я ударил по стартеру, одновременно доставая обрез. Уперев его в предплечье, переломил стволы. В одном был заряд, во втором – та самая – ржавая и словно прогнившая гильза. Прижав ствол бедром, я выковырял ее концом ножа, держа в дрожащей другой руке уже два заряда. Не могу объяснить, почему я не стрелял из одного ствола. Едва увидев позеленевший патрон, источающий разложение и гниль, я понял, что обрез не будет действовать, пока нечто в нем. И что меня не ждет ничего хорошего. Потому следовало немедленно избавиться от этой дряни. Вот почему я сумел загнать заряды в стволы, уже слыша скрежет когтей о камни, и, защелкнув обрез ударом о бедро, выстрелил псу прямо в морду, когда тот летел ко мне в прыжке.

Прибавив газу, я вырвался оттуда, почти задрав переднее колесо, что в случае мотоцикла с коляской – немалое достижение.

А потом, прежде чем осмелиться вернуться домой, я долго кружил по городу, пока не удостоверился, что нигде не видно ни адского монаха, ни его пса.

Глава 4

На лекцию я прибыл калекой. С рукой на перевязи, затянутой в липучки и ремешки, висящей в брезентовых синих лубках.

– В жизни не видел ничего подобного, – признался врач. – Но я слышал, что такое возможно. У вас полностью прекратилось кровообращение в конечности. Как вы могли не почувствовать, что лежите на руке и что-то не так? Пьяный были или что?

– Вы спрашиваете, как я мог не почувствовать, что утратил чувствительность? – возразил я. – Сами подумайте, доктор.

– Попытаемся возбудить нервы электрофорезом. Вам придется купить эспандер для упражнения кисти, возможно, пойти на физиотерапию, и молитесь, чтобы у вас не началась гангрена, ибо тогда вы потеряете руку. Чтобы такое, и от обычного сдавливания? Я думал, это инсульт.

* * *

Честно говоря, утром я тоже так думал. Чувствительность, однако, отчасти вернулась, кровообращение возвращалось с адским ощущением огненных мурашек, будто в моих жилах тек электрический ток, и чудовищно болела голова. Но я был жив и более-менее невредим. К тому же в регистратуре клиники мне сообщили, что я ничем не заражен – они назвали это «отрицательным результатом», – будто крайне разочарованы.

У меня была мысль отменить лекцию, но я махнул на нее рукой. Я работаю на полставки, много времени это не занимает, зато упорядочивает жизнь. Я мог бы позволить себе ничего не делать, но тогда сошел бы с ума. Мне действительно нравятся старые обычаи, обряды и мифология далеких культур. Я люблю свою работу. Печально то, что, если бы не вторая моя профессия, мне просто не хватило бы средств, чтобы этим заниматься. Почти все свои экспедиции я оплачивал из собственного кармана.

Лекция была о кельтах. Ирландские, шотландские и бретонские легенды, ритуалы и сказания, а также народная демонология. На нее ходило немало людей, не только с моей специализации, поскольку по каким-то причинам кельты считались модными. Мне не раз приходилось спорить с одержимыми умниками, которые начитались идеализированных бредней о друидах и не желали верить, что это чистые фантазии.

В тот день речь шла о явлениях, доживших до Нового времени и проникших в христианские традиции. Простая, достаточно сенсационная лекция, которую я читал с удовольствием, имея в своем арсенале множество историй, таких, например, как о поедателях грехов, современных разновидностях веры в банши или о случае несчастной Бриджет Боланд, которую в 1894 году замучил до смерти муж, убежденный, что она – эльфийский подкидыш.

Эту слушательницу я заметил почти сразу. Даже с аудиторией в несколько десятков человек лектор начинает знакомиться уже через две-три минуты. Читая лекцию, переводишь взгляд с одного лица на другое, а какое-то время спустя подсознательно выбираешь несколько слушателей, которые симпатично выглядят, хорошо реагируют или просто тебе знакомы, и говоришь, обращаясь к ним. Невозможно обращаться ко всем.

Она сидела в самом конце, но не слишком далеко, поскольку была занята, в лучшем случае, треть мест. Стройная кудрявая брюнетка, с чуть резковатыми чертами лица, контрастирующими с белой кожей серо-голубыми глазами, черными волосами и бровями. Госпожа Зима. Маленькие полные губы и узкий решительный нос, выступающий как острие сабли. Черные кудри, завязанные в неаккуратный конский хвост. Определенно привлекательная, хотя бы потому, что была значительно старше моих студентов, лет по крайней мере двадцати пяти или тридцати, и уже нисколько не походила на ребенка. Я преподаю полтора десятка лет, и у меня навсегда отпечаталось в голове, что в аудитории сидит детвора, а не сексуальные объекты. И чем я становлюсь старше, тем больше вижу в них детей. Они всё так же на втором, третьем или пятом курсе, и кажутся все моложе, а я тем временем сильнее от них отдаляюсь, медленно скатываясь в бездну.

Это была именно женщина. Молодая, но вряд ли кто-то мог принять ее за мою дочь. Более того, никогда раньше я ее не видел.