Пепел и сталь

— Вот это уже хороший вопрос, госпожа. Хранитель — это… нечто вроде склада на всякий случай. Мы помним разные вещи, которые можно использовать в будущем.

— Например, чужие религии, — сказала Вин.

Сэйзед кивнул:

— Религии — моя специальность.

— Но ты помнишь и многое другое?

Сэйзед снова кивнул:

— Например?

— Ну, — произнес Сэйзед, закрывая книгу, которую читал, — например, разные языки.

И тут Вин узнала тисненый кожаный переплет.

— Эй, это же та книга, которую я нашла во дворце! Как она попала к тебе?

— Я наткнулся на нее, пока искал вас, — пояснил террисиец. — Она написана на древнем языке, на котором никто не говорит уже целое тысячелетие.

— Но ты его знаешь? — тут же спросила Вин.

Сэйзед кивнул:

— В достаточной мере, чтобы перевести написанное.

— И… сколько вообще языков ты знаешь?

— Сто семьдесят два, — ответил Сэйзед. — На большинстве, вроде языка хленни, уже никто не говорит. Об этом позаботился Вседержитель еще в пятом веке. Тот язык, на котором теперь общаются люди, на самом деле один из диалектов Терриса, моей родины.

«Сто семьдесят два?» — изумленно подумала Вин.

— Послушай, но это… невозможно! Один человек не в состоянии помнить столько!

— Не один человек, — уточнил Сэйзед, — а один хранитель. То, что я делаю, напоминает алломантию, но это не одно и то же. Вы черпаете из металлов силу. А я использую их, чтобы хранить воспоминания.

— Но как? — спросила Вин.

Сэйзед покачал головой:

— Может, в другой раз, госпожа. Я… мы предпочитаем не выдавать свои тайны. Вседержитель преследует нас с особой страстностью. Даже странно. Мы вовсе не так опасны, как рожденные туманом, однако он не обращает внимания на алломантов и методично уничтожает хранителей. Он и террисийцев ненавидит из-за нас.

— Ненавидит? — переспросила Вин. — Да с террисийцами обращаются куда лучше, чем с обычными скаа! К вам относятся с уважением!

— Это верно, госпожа, — согласился Сэйзед. — Но скаа в определенном смысле свободнее. Большинству террисийцев с рождения предназначено стать дворецкими. Нас осталось очень мало, и Вседержитель тщательно следит за рождаемостью в Террисе. Ни одному террисийскому дворецкому не разрешается иметь семью и вообще производить на свет детей.

Вин фыркнула.

— Ну, за этим трудновато уследить!

Сэйзед некоторое время молчал, положив руки на кожаный переплет книги.

— Почему же, совсем нетрудно, — сказал он наконец, слегка нахмурившись. — Все террисийские дворецкие — евнухи, дитя мое. Я полагал, вам это известно.

Вин застыла от ужаса, потом отчаянно покраснела.

— Я… нет, я… ох, прости меня…

— Тебе совершенно не за что извиняться. Меня оскопили вскоре после рождения, как и положено, чтобы ребенок стал дворецким. И я частенько думаю, что мне куда проще жилось бы обычным скаа. Мой народ — не просто рабы. Нас превращают в послушных кукол, обученных только одному — следовать желаниям Вседержителя.

Вин все еще заливалась краской, мысленно кляня себя за бестактность. Почему никто не предупредил ее? Но Сэйзед как будто совсем не обиделся… Впрочем, он никогда не сердился.

«Может, все дело в его… природе? — подумала Вин. — Этого и добивался Вседержитель. Дворецкий должен быть покорным и спокойным».

— Но ты, — сказала она наконец, — ты ведь мятежник. Ты борешься с Вседержителем.

— Я в некотором смысле исключение из правил, — пояснил Сэйзед. — К тому же мне кажется, мой народ совсем не так забит и порабощен, как хочется думать Вседержителю. Мы прячем хранителей прямо у него под носом, а у некоторых достает храбрости и жить вопреки воспитанию. — Он немного помолчал, качая головой. — Но это совсем не легко. Мы слабые люди, госпожа. Предпочитаем делать то, что велят, потому что так спокойнее. Даже я, которого вы считаете бунтовщиком, постарался поскорее найти себе должность дворецкого, а значит, подчиненного. Думаю, мы совсем не так храбры, как хотелось бы.

— Ты оказался достаточно храбр, чтобы спасти меня, — пробормотала Вин.

Сэйзед улыбнулся:

— Но ведь это часть моих обязанностей. Я обещал мастеру Кельсеру, что позабочусь о вашей безопасности.

Вин посмотрела на него с сомнением. Ей очень хотелось понять, зачем он ее спас. В конце концов, кто стал бы рисковать жизнью ради какой-то Вин? Она углубилась в размышления, а Сэйзед вернулся к книге. Наконец Вин снова заговорила, заставив его отвлечься.

— Сэйзед?

— Да, госпожа?

— Кто предал Кельсера три года назад?

Сэйзед помолчал и отложил перо.

— Точно неизвестно, госпожа. Большинство друзей Кельсера полагает, что это Мэйр.

— Мэйр? Его жена?

Сэйзед кивнул:

— Видишь ли, она была единственной, кто мог это сделать. К тому же ей заморочил голову сам Вседержитель.

— Но разве ее не отправили в Ямы Хатсина?

— Она погибла там, — ответил Сэйзед. — Мастер Кельсер ничего не рассказывает о Ямах, но я чувствую, что шрамы на его душе, оставленные этим ужасным местом, гораздо глубже и страшнее шрамов на руках. И мне кажется, он так и не узнал, предала она его или нет.

— Мой брат говорил, что любой готов предать, если подвернется шанс и будет причина.

Сэйзед нахмурился:

— Даже если это правда, мне не хочется в нее верить.