Было бы хуже, если бы дама воспользовалась растиражированным дрянными газетенками советом затребовать с официального гостя телефон службы, и долго и муторно звонила бы туда и выясняла, числится ли там таковой капитан, не на месте ли он в данный момент, и может ли он гипотетически находиться сейчас перед дверью номер двадцать четыре.
Демонстрации удостоверения хватило. Дама сбросила цепочку.
— Мы будем говорить в прихожей?
— Проходите на кухню, только обувь снимайте, вот шлепанцы.
На кухне царила образцовая чистота и гордая бедность. Единственным не совсем аккуратным предметом выглядела стопка бесплатных газет с объявлениями об обмене. Верхняя страница была часто исчиркана карандашом. (исчиркана подчеркиваниями — страдает фоника) «Ой, как нас напугало убийство, съехать мечтаем, — поставил диагноз капитан. — А денежек-то гуль с маслом, это мы понимаем?»
— Маргарита Антоновна, — продемонстрировал капитан, что знает имя хозяйки, — что вы можете сообщить по интересующему нас делу? — И без спросу освоил табурет.
— То, что и все, — в ответ на наглость тут же собралась дать бой «нахалу при исполнении» хозяйка квартиры.
Капитан понял, что выбрал неправильный тон:
— Вот, смотрю, у вас газетки по недвижимости, вы извините, что я официально в душу лезу, это просто служба. Да ведь понимаю, что никто ничего… Начальство требует раскрываемости… А недвижимость… Я сам с этим так намаялся, пока хорошего маклера не встретил. Он мне устроил вариант обмена с Гражданки на Шотмана, из двухкомнатной в трехкомнатную без всякой доплаты. Причем, там у меня до метро было — пять минут, а стало семь…
Маргарита Антоновна оттаяла в один миг. Сначала растворилась гневная складка на лбу, затем ресницы перестали торчать колом и как бы распушились. Затем уж и губы приобрели живой оттенок.
— Я вам не верю, — пророкотала она в манере соблазняемой тенором оперной певицы.
— А какой мне резон врать? Я с вами быстренько протокол составил, и мы разбежались, как в море чайные клипера. А вот телефон маклера хорошему человеку оставить могу.
Вообще-то только в кино следак сам бродит-ходит-шатается по квартирам возможных свидетелей и опрашивает, опрашивает, опрашивает, не видели ли чего, граждане добропорядочные, имеющего касательства к делу. В реальности же следак не слазит с кабинетного стула, как Илья Муромец до истечения тридцатитрехлетнего возраста с печи, и только повесточки рассылает. Конечно, если следак просто отрабатывает скудную зарплату, и лишний глухарь ему — как с гуся вода. Но если у следака появился влиятельный покровитель, посуливший в случае успешной операции перевод в Первопрестольную и непыльную работу в суровой должности, с гораздо более ощутимыми полномочиями и деньгами, то можно и ногами поработать.
— Вы чаю не хотите?
— Не помешает. А вы в какой район перебраться собираетесь? — развивал капитан жиденький успех.
— В центр бы хотелось, да не по карману, — робко зарделась дама.
— А, извините, какой у вас метраж?
— Хотите посмотреть?
— Давайте, за чаем расскажете. А то получится, будто я к вам с обыском. Несанкционированным.
Дама вежливо хохотнула шутке. Включила чайник и от щедрот поставила перед капитаном блюдечко с задубевшим печеньем. Капитан не возражал, с утра не жрамши.
— У меня двушка. Шестнадцать и восемнадцать, раздельный, без балкона, — назубок перечислила свои жилищные условия завуч.
— На однокомнатную в центре можете рассчитывать, — сказал капитан именно так, чтобы за кадром звучало: «Но мы ж друг друга понимаем, бывают гораздо более сладкие варианты».
— Увы, — вздохнула Маргарита Антоновна.
— Равноценный, в центре? Только с доплатой.
— Да я понимаю, — вздохнула Маргарита Антоновна, взмахнув рукой, дескать, не бередите рану, и стала разливать чай.
— А вам знаком такой майор милиции Юрий Витальевич? — вдруг с бухты-барахты бабахнула Маргарита Антоновна.
Печенье предательски громко хрустнуло меж пальцами капитана, и он взмолился богу, чтобы этот хруст не был замечен. Что ответить? Сказать, что закадычные приятели, или — впервые слышу?.
Ведь вот заявил покровитель капитану Иннокентию Вернидубу, что устраивает лишь один вариант раскрытия дела — когда обвиняемым на скамью подсудимых сядет приятель капитана, пусть шапочный, майор Кудрявцев. И теперь роет капитан копытом землю, аж за ушами трещит.
— Вроде бы есть у нас такой, — бесцветно промямлил капитан и во избежание следующих вопросов набил рот халявным печеньем.
— Вы с ним не в близких отношениях?
Капитан долго и тщательно пережевывал пищу, пытаясь понять, какого ответа ждет дама? Кажется, в ее голосе особого тепла не крылось. Кроме того, всплыли в памяти регулярные подношения Кудрявцева в виде злата-серебра. Зачем всплыли — отгадывать некогда, сколько дама может ждать? А вот неприязни к Кудрявцеву воспоминания добавили. Была — не была…
— У нас — служба. Друзей нет, есть коллеги и карьера. Оступился я — другие подтолкнут, оступился другой — я милосердные сопли жевать не буду.
— А программа защиты свидетелей у вас есть? — Этим вопросом дама продемонстрировала, что с ответом капитан угадал.