Пепел Клааса

Московский станко-инструментальный институт имени Сталина — СТАНКИН — имел ненормально высокий процент евреев, что отнюдь не объяснялось особой склонностью ев­рейского народа к металлорежущим станкам. В конце 40-х — начале 50-х годов он, наряду с некоторыми другими второ­степенными и третьестепенными промышленными институ­тами, был великодушно оставлен как отдушина для евреев, которым было отказано в настоящем высшем образовании. В СТАНКИНе не существовало даже еврейской квоты. В не­которых группах училось по 80-90 процентов евреев. Это бы­ла одна из могил еврейских талантов. Немалое количество математических и физических, а может быть, и гуманитарных талантов было погребено в ней.

В этом, так называемом «техническом институте», в курс высшей математики не была даже включена теория вероят­ности и математическая статистика, являющиеся основой прикладной математики! И это вовсе не потому, что кафедра математики не способна была преподавать такие дисциплины. Нет, Министерство высшего образования решило, что это нам не нужно. На хорошем уровне в СТАНКИНе были опи­сательные производственные дисциплины, но к высшему об­разованию это не имело никакого отношения. Когда на не­которых специальностях ввели занятия по изучению поль­зования арифмометрами (компьютеров тогда еще не было), сочли, что для технологов, то есть и для меня, это ненужное умствование.

Преподаватели старались убедить нас, что СТАНКИН — институт высокого класса, но это была ложь. За пределами машиностроения станкиновский диплом не стоил ничего.

Деканом технологического факультета был Сергей Пав­лович Тамбовцев, внешне напоминавший известного коми­ческого артиста Игоря Ильинского в его ролях бюрократов. Тамбовцев ходил в сталинского покроя френче, застегнутом, как и у Сталина, на все пуговицы, и в сталинских сапогах. Но как это ни странно, всеми делами на факультете ведала секретарша декана — Варвара Эсперовна Розеншильд. Ее на­стоящая фамилия была, однако, Розеншильд-Паулин, и проис­ходила она из очень знатного остзейского придворного рода. Возраст ее был неясен, ибо она носила парик и ходила на высоких каблуках. Косвенно о ее возрасте можно было догадаться лишь из ее рассказов. «Мой папа, — говаривала Варвара Эсперовна, — бывал в Лондоне у Герцена...»

Власть ее была необъятна. Она знала всех влиятельных выпускников СТАНКИНа, среди которых были уже и мини­стры. Она влияла на назначения на ученые должности, и ее все боялись. Теперь я полагаю, что для женщины ее проис­хождения это было возможно только при одном условии: активном сотрудничестве в качестве осведомителя. Слава Богу, ко мне она отнеслась с симпатией, как, впрочем, и Тамбовцев.

На кафедре технологии машиностроения, где мне потом пришлось специализироваться, завкафедрой был Борис Сер­геевич Балакшин. Утверждали, что в молодости он был лич­ным шофером адмирала Колчака.

Среди преподавателей кафедры был очень симпатичный доцент Сергей Сергеевич Данилов, бывавший в США и Гер­мании; бывший офицер в царском флоте доцент Чихаев из знатной дворянской фамилии, а также знаменитый футболь­ный судья Латышев, честно относившийся к своим препода­вательским обязанностям.

Что касается студентов, то в моей группе самым толковым был белорус Саша Михневич. Отец его, простой рабочий— стахановец, был арестован в период чисток. У него был свой деревенский дом около метро «Аэропорт», и мы часто го­товились там к экзаменам.

Очень способным был Рем Ходос, сын секретаря Фрайдорфского райкома партии в Крыму. Фрайдорф был еврей­ской колонией, полностью уничтоженной во время войны. Отец его, как говорил Рем, погиб на фронте, но боюсь, что он погиб в другом месте. Рем имел вид недоедавшего нище­го. Он был умница, и мы с ним много болтали на занятиях. На кафедре марксизма мы тайком рассматривали протоколы съездов партии 20-х и 30-х гг. и, толкая друг друга локтями, смотрели на имена Зиновьева, Бухарина и прочих.

Толя Комиссаров был сыном одного из первых русских летчиков, который также был, вероятно, жертвой террора. Поэтому Толя и угодил в СТАНКИН, будучи толковым пар­нем. Его не приняли в МАИ.

Видное место занимала Нина Гнечко, приемная дочь ге­нерала, служившего на Камчатке, скорее всего еврейка или полуеврейка. Она была хорошо обеспечена и снимала отдель­ную комнату. Мы часто ходили к ней в гости. За ней стал ухаживать супермен, аспирант СТАНКИНа, румын русского происхождения Миша Попов, который одновременно имел диплом врача, инженера и школы высшего пилотажа. Он же­нился на ней и увез в Румынию.