Пепел Клааса

Много лет спустя мой одноклассник, сталинский племян­ник Саша Аллилуев рассказал мне, со ссылкой на Хрущева, версию того, что предшествовало смерти Сталина. Версия эта мне кажется наиболее близкой к истине, хотя не содержит ничего касательно евреев.

В конце 1952 года Курчатов, отвечавший за советскую ядерную программу, доложил Сталину, что водородная бом­ба готова к испытанию. Сталин спросил о том, в каком состоянии ядерное оружие у американцев, на что Курчатов ответил, что у американцев нет еще средств доставки. «Надо брать Европу сейчас, — сказал Сталин. — Потом будет поздно. У нас есть водородная бомба, и американцы не станут воевать с нами из-за Западной Европы».

Не сообщив ничего членам Политбюро, Сталин отправил письмо Мао и спросил его, как тот думает помочь СССР в Азии, когда начнутся военные действия в Европе. Мао, сытый по горло навязанной ему тем же Сталиным корейской вой­ной, насмерть перепугался и решился на беспрецедентный шаг. Через своего посла в Москве и через голову Сталина он переслал копии сталинского письма каждому члену Полит­бюро с вопросом, что они по этому поводу думают. Получив эти письма, вожди перепугались еще более, чем Мао. Они были прижаты в угол и не знали, что делать. Собравшись вместе, они решили идти к Сталину и рассказать о том, что произошло.

Узнав о ходе конем Мао, Сталину ничего не оставалось, как спросить их, что они об этом думают. Разумеется, они не могли возражать Сталину, но он почувствовал их страх и недоверие. «У американцев кругом базы», — сказал кто-то. Разъяренный Сталин хлопнул дверью и вышел. После этого у него якобы случился инсульт. Сталин уже перекраивал про себя карту земного шара. Индийский посол Кумар Менон, который последним из иностранцев видел Сталина 18 февра­ля 1953 года, вспоминает о высказанной Сталиным идее объ­единения Индии и Пакистана в федерацию. Менону было не­вдомек, что Сталин вслух размышлял о будущем политиче­ском устройстве его империи. Именно в рамках бредовых планов Сталина следует рассматривать замышлявшееся им массовое уничтожение евреев. Евреев он рассматривал как самый нестабильный элемент общества и не мог быть споко­ен за политическую устойчивость будущей империи при на­личии многочисленных евреев. Израильтянин Шимон Орн­штейн, сидевший в это время в пражской тюрьме, получил на этот счет объяснение от того, кого он называл главным режиссером процесса Сланского. Этот главный режиссер ска­зал ему, что евреи являются самым ненадежным элементом общества. В то время как простые рабочие довольствуются тем, что слушают последние известия по официальному ра­дио, евреи обязательно должны еще прослушать и западное. Как можно доверять таким людям?

Я был именно таким человеком, и не только я, но даже Израиль, заставлявший меня настраивать приемник на «Голос Америки», — при всей своей формальной лояльности. Таким людям нечего было делать в будущем сталинском царстве.

Лазарь Демиховский говорил в 1957 году, что Эренбургу поручили роль общественного обвинителя на процессе вра­чей, и он это поручение принял, но отказывался подписаться под обращением группы евреев, требовавших выселения ев­реев из больших городов. От него требовали речь, но Берия будто бы лично советовал Эренбургу не торопиться, и тот тя­нул.

29

Сталин умер. Миллионы бросились к гробу вождя, но его наследники были слишком заняты борьбой за власть. Мос­ковская милиция не приняла элементарных мер, дабы пред­отвратить мясорубку. Почти никто из этих миллионов не смог увидеть гроб Сталина. Я был одним из немногих «счастлив­чиков», но зато какой ценой!

Когда было объявлено, что доступ к гробу Сталина от­крыт, я наивно предположил, что за два-три часа буду у Ко­лонного зала. Я ведь жил в самом центре! Я позвонил Наташе. Ее не было дома, и я пошел один. Зная в центре каждую дыру, срезая расстояния, я вскоре примкнул к гигантскому пото­ку, направлявшемуся с улицы Горького в сторону Трубной площади через Пушкинскую площадь и бульвары. Через пол­часа я дошел до Петровских ворот, всего в полукилометре от Трубной, куда были пущены людские потоки со всех концов Москвы. Оттуда, как полагали, начиналась упорядо­ченная очередь.