Пепел Клааса

По стечению обстоятельств Додик напоролся на пятерых членов «президиума», невинно беседовавших около парапета. «Уходите отсюда», — грозно сказал Додик. Зная, что район битком набит топтунами, рыболовы-спортсмены, ни слова не говоря, повиновались. Додик этим не удовлетворился. Он по­следовал за перепуганными рыболовами и повторил угрозу в уточненной форме: «Уходите, а не то придет Колька!» Рыбо­ловы еще более заспешили, поняв наконец, что имеют дело не с топтуном, а с кем-то из Дома-Который-Переехал, заслу­женно пользовавшегося дурной славой. Около Болотного сквера рыболовы стали расходиться, а один из членов «прези­диума» встал в очередь на автобусной остановке. Здесь-то его и настиг Додик и ни за что ни про что врезал по уху. Дело не имело бы никаких последствий, но тут взыграла гражданская совесть отставного полковника Иванова, председателя обще­ства рыболовов-спортсменов. Он подозвал того же милицио­нера, который в свое время отпустил на волю Паука, и Додика повели в отделение. Многоопытный Иванов не доверил Додика милиционеру и был прав. Распоясавшийся Додик устроил в отделении скандал, и его собутыльник, майор, на­чальник отделения, вынужден был составить на него прото­кол, поскольку в присутствии полковника Иванова Додик по­обещал разжаловать его в солдаты.

Дело было передано в суд. Протрезвев, Додик дал неос­торожные показания: «Я готовился к экзаменам, выпил литр водки и пошел прогуляться». Родители Додика нашли ему адвоката-еврейку, а любовница Додика, жена райвоенкома, заслуженного гостя котельной, развернула бурную активность в его пользу. В результате Додик изменил свои показания: «Я готовился к экзаменам, ко мне зашли два приятеля, мы вы­пили четвертинку на троих».

В назначенный час я пришел к зданию суда около Тре­тьяковки. Недалеко стояла жена военкома, которая спешно давала Додику последние наставления. Додик демонстратив­но встал у входа в суд, беседуя со мной. Рыболовы, боязливо озираясь на Додика, прошмыгнули в здание. Лишь полковник Иванов промаршировал с гордо поднятой головой.

Было ясно, что судья подкуплена. Она даже не упомяну­ла первые показания Додика и делала все, чтобы смягчить его проделки. Помимо меня, Додик пригласил профорга своей ин­ститутской группы, ужасного лопуха, а также свою соседку.

Я все еще не понимал своей роли. Но все стало на место, когда начала говорить адвокат.

— Товарищ судья! Товарищи народные заседатели! Вы хорошо знаете, кто приходит в зал суда болеть за подсудимых. Мы по их виду можем судить о среде подсудимого. Посмо­трите же на друзей Евгения Егорова, — показала она на меня. — Разве они похожи на завсегдатаев наших заседании?

Я скромно потупил глаза.

— Да, товарищ судья! Это говорит о многом, и вы должны обратить на это внимание!

Когда рыболовы стали давать показания, то из страха пе­ред возмездием они явно старались обелить Додика. Особен­но перестарался рыжий барыга, также член президиума. Мог­ло даже возникнуть сомнение, а не он ли истинный виновник происшедшего.

Додик, однако, был лишь бумажным тигром и просто экс­плуатировал дурную репутацию своего дома. Повинуясь нака­зу, я молчал, но соседка стала бойко его расхваливать:

— Когда у нас бывают скандалы, Егоров никогда в них не вмешивается!

— Егоров аккуратно платит профсоюзные взносы, — хмуро заявил профорг.

Но участника Отечественной войны полковника Иванова не легко было запугать. Он вышел вперед, как в бою:

— Я не понимаю, что здесь происходит! Это напоминает фельетон «Плесень». Родители Егорова — ответственные ра­ботники (дело было не в них, а в любовнице Додика!)...

Полковник не договаривал, но было ясно, что он обви­нял суд в том, что он находится под влиянием властей. В фельетоне «Плесень» шла речь как раз о таком деле.

Додика условно приговорили к двум годам. В институте он отделался анекдотическим наказанием. Так как он не был комсомольцем, его исключили из профсоюза. Через некото­рое время Додик рассказал: «Самое главное не наказание, а страх перед наказанием. Я узнал адрес полковника Иванова. Он живет в глухом переулке на Ленинградском шоссе. По четвергам я стал ждать его поздно вечером на углу переулка и здоровался с ним. На четвертый раз он пришел с мили­ционером».

41

Вот как стало лишь смеркаться,

Начал старший брат сбираться:

Вынул вилы и топор

И отправился в дозор.

Петр Ершов, «Конек Горбунок»

Летом 1955 года я снова должен был ехать на сборы, на сей раз в Дорогобуж Смоленской области.

Там не было ничего похожего на муштру Кантемировской дивизии. Кто хотел, мог спокойно удалиться в лес и целые дни играть в карты, но это настолько надоело, что мы пред­почитали ходить на занятия. Разлагающую лень сборов нару­шил снова Эдик Оганесян, который во время футбольного матча студентов с солдатами демонстративно вышел на гаре­вую дорожку, прямо перед носом генерала. «Курсант, — стро­го сказал генерал, — уйдите с дорожки!»