Пепел Клааса

Как и герои Сарояна, Тер был непредсказуем и рыцарски добр. В лютый холод он заметил на улице окоченевшую мо­роженщицу. Пожалев ее, Тер купил всю коробку с моро­женым и принес на работу, тут же о ней забыв. Когда со­трудники заметили струйку молока на полу, спасти моро­женое было уже невозможно. Однажды он едва не угодил в тюрьму. Из Кремля привезли на ремонт дорогой микрофон. Тер взялся за дело, тут же его разобрал, а собрать не смог.

Когда строили ДЗЗ, он отвечал за акустику. Работал он без чертежей, объяснял все на пальцах. Это обошлось потом дорого, ибо никакой документации не сохранилось. Оказа­лось, что в студии душно и что вентиляционные каналы не обеспечивают кондиционирования воздуха. Из-за отсутствия чертежей не было ясно, где проходят эти каналы. Тер пустил в отверстие вентиляционного канала кошку, надеясь, что она выйдет где-то и тем самым поможет проследить расположе­ние каналов. Эта кошка исчезла, в точности, как вторая, за­пущенная Тером вслед за первой.

Во время войны один сержант предложил создать вою­щую бомбу, производящую угнетающий психологический эф­фект на врага. Тер как акустик был приглашен принять уча­стие в этой работе. Ночью дежурный милиционер заметил, как на лестнице в темноте метнулось что-то белое. Мили­ционер поднял тревогу. Оказалось, что Теру, ночевавшему на работе, пришла в голову техническая мысль. На лестничной площадке пятого этажа он хлопнул в ладоши и стремглав помчался вниз, чтобы проследить акустический эффект хло­пания.

Однажды в столовой он подсел ко мне, взял из хлебницы ломоть черного и ломоть белого хлеба, сложил их и стал есть как сэндвич. И кроме этого не взял ничего. Зарабатывал Тер даже больше других, но все деньги раздавал и питался такими сэндвичами. В 60-х годах его задавил троллейбус...

Звукозапись была «Клондайком», и по ДЗЗ ходили об этом мифы. Известные артисты и композиторы гребли миллионы. Говорили, что одним из самых богатых был композитор Глиэр, часто исполнявшийся по радио. Ходил миф про Утесова, будто бы повздорившего с ДЗЗ по поводу размеров гонорара и в отместку организовавшего кражу всех оригиналов своих записей, которые пришлось повторять за деньги.

Но это были официальные, честные деньги. Кроме них делались и левые миллионы. При институте были производ­ственные мастерские. Их директор, Фалинский, добился то­го, что механический цех мастерских был вынесен во двор, который не охранялся. Таким образом, там могла делаться любая левая работа, например, огромное количество пласт­массовых кассет для магнитной ленты. Часть из них посту­пала в торговую сеть, а часть — на отдельный прилавок ма­газина «Пионер» на улице Горького, где их не приходовали. На одном этом Фалинский и мафия, к которой он принад­лежал, делали миллионы. Имея полный комплект техдокумен­тации на профессиональные студийные магнитофоны, Фалинский организовал их производство для начальства и для ар­тистов.

Разумеется, Фалинский должен был давать взятки направо и налево. Он никогда ни на чем не попался.

Воровали все, кто только мог. Замдиректора студии грам­записи Черняк унес домой... концертный рояль. Когда на него донесли, он вернул его, утверждая, что взял рояль напрокат.

Группе операторов, задержавшихся в студии после работы, не хватило на выпивку. Один из них схватил рулон магнит­ной ленты и побежал продавать. По пьянке и в спешке он неаккуратно спрятал рулон под пальто и, когда выходил из ДЗЗ, милиционер заметил, что за ним тянется хвост ленты. Его сдали в ОБХСС. Следователь по-свойски предложил за­крыть дело в... ресторане. Злополучный оператор повел его в «Софию» и стал заказывать обед:

— Водки, пожалуйста!

— Коньяка, — поправил следователь.

— Шницель на второе.

— Котлеты по-киевски, — уточнил следователь.

Пообедав, следователь заметил, что дело, пожалуй, следует закрыть при следующем посещении ресторана. Он порвал акт только на третий раз.

55

В декабре было очередное заседание комитета комсомола ДЗЗ, на котором, как обычно, присутствовал член парткома Бахрах, старый еврей. Один из членов комитета, выпускник МЭИ, рассказал, что на одном из факультетов МЭИ была принята резолюция, ходатайствующая об изменении устава комсомола, а именно, требующая поднять возрастной ценз при вступлении. Цель этого предложения была ясна — сделать комсомол более идейной организацией. Мы все поддержали это предложение.

Бахрах промолчал. Через несколько дней меня останови­ли на лестнице секретарь райкома комсомола и Смирнов.

Увидев, что я собираюсь уходить, они попросили меня за­держаться. Оказалось, что вызвали весь комитет комсомола. Секретарь райкома с места в карьер обрушился на нас за «вредную» идею поддержки МЭИ. Все это невинное дело бы­ло представлено как политическая оппозиция. Смирнов, по­мимо прочего, прямо пригрозил мне за то, что я обмениваюсь с сотрудниками последними сообщениями западного радио.

Секретарь комитета сдалась первой, остальные уступали по очереди. Сдался и выпускник МЭИ. Сдался и я, но по­следним, признав свои ошибки, причем совершенно неиск­ренне. Дело осталось без последствий.

56