Пепел острога

Сеть же колдуну пришлось делать на бегу, во время преследования, когда в ответ на его мысленные удары, призванные остановить ее и уронить на землю, Всеведа сама ответила такими же, если не более сильными ударами, и даже едва не сбила его с ног. Будь ее удар брошен не на бегу, имей она возможность хорошо прицелиться и сосредоточиться, колдуну не устоять бы на ногах. Это было бы позором, и уронило бы его авторитет среди воинов, которые были рядом. Женщина… Такого сильного колдуна… Взглядом через плечо… И потому пришлось делать сеть. Но печать к этой сети уже была готова в голове, и оставалось малое – печать наложить.

Нет, седьмая скрижаль могла сделать могущественным любого! Если уж какую-то ничтожную женщину, непонятно как сумевшую прочитать древний язык, наградила умением, то что может с ней сотворить сам Гунналуг! И добыть книгу было необходимо! Любыми средствами, любыми методами, любой ценой! Никак не верилось, что книга могла сгореть в пламени, что женщина могла бездумно оставить ее там… Это выглядело совершенно невозможным при взгляде с любой стороны, хоть со стороны темнолицего колдуна, хоть со стороны самой женщины Всеведы. Скорее всего, она или спрятала это сокровище в каком-то тайнике в лесу, или передала другим женщинам, что смогли убежать от воинов, чтобы женщины потом вернули ей скрижаль. Но времени плутать по лесу в поисках не оставалось. Торольф Одноглазый ждать не стал бы, поскольку и без этого постоянно нервничал, опасаясь опоздать на народное собрание.

Но были и другие пути поиска, были способы воздействовать на Всеведу, и к тому же скрижаль не обязательно нужна была именно сегодня. Она нужна была Гунналугу вообще, нужна в принципе. Поскольку он сумел захватить в плен саму женщину и одну из ее дочерей и приобрел влияние на ведунью через вторую дочь, человеческая жизнь которой теперь оказалась в полной власти колдуна, то Всеведа, как всякая мать, в конце концов, сломается и скажет, где находится скрижаль. Если не добром, то силой решить эту задачу можно, и он готов ее решать, готов воздействовать на Всеведу всеми доступными ему способами. Конечно, есть сложность в том, что она сама может слишком много, неожиданно много. И на всякое его действие тут же в состоянии найти противодействие. И это главная причина, по которой нельзя снять со Всеведы сеть с печатью Аполлония. Без сети она опасна. А через сеть сам Гунналуг не может на нее воздействовать магическими величинами, и приходится обходиться только тем, что могут и все другие люди. А вот это делать Гунналуг давно уже разучился. Ему даже разговаривать просто, без приказного тона, было с людьми сложно. Ладно еще, с ярлами. С этими приходится общаться. Но со всеми другими он привык общаться иначе, минимумом слов и короткими жестами отдавая приказания, которые сразу и со страхом выполняются. С пленницей такой разговор результата не давал.

Но ничего… Не зря все свое свободное время Гунналуг проводит теперь за шестью первыми скрижалями. Там наверняка найдется что-то, что сможет помочь. Надо в первую очередь отточить поиск нитей-мыслей, что витают в воздухе. Тогда можно будет отследить и мысли Всеведы, и мысли других людей, с ней связанных…

И скрижаль найдется…

* * *

Ярл Торольф Одноглазый видел, что мешает задумавшемуся колдуну своим присутствием в тесном закутке под кормовым настилом. И Гунналуг сам уделял ему так мало внимания, что Торольфу было просто неприятно сидеть рядом. И он, отодвинув полог, вышел в лодку, так и не спросив, что случилось с теми, кто был вне лодок. Два сокращенных колдуном дня – коснулись они всех людей или только трех драккаров. Просто забыл спросить, потому что разговор пошел о другом. А возвращаться без причины не хотелось.

Ярл осмотрелся. И причину сразу же нашел.

– Передай гребцам и воинам, – шепотом сказал он кормчему, – что колдун сильно на них сердится. Они сожгли дом, ради которого он сюда отправился, и там сгорела важная для него вещь. Пусть не шумят сильно, пока Гунналуг не отойдет, не то, да не допустит такого О́дин, Гунналуг нашлет на всех какую-нибудь медвежью болезнь…

Кормчий по имени Красный Нильс сам относился к Гунналугу с бо́льшим почтением, чем к своему ярлу. Нильс молча кивнул, закрепил весло в петле и прокосолапил к ближайшей низенькой скамье с гребцами. На лодке не обязательно было говорить что-то всем, если только не отдаешь команду. Можно было шепнуть ближним гребцам, они передадут дальше, и так весть пройдет от кормы до носового дракона.

Но теперь, после того, как весть была пущена по драккару, и ярл увидел, как настороженно притихли гребцы и воины, была причина снова заглянуть к колдуну и задать свой вопрос. Впрочем, заходить в закуток Торольф не стал, он просто отодвинул край полога и сунул за него голову.

– Я сказал команде, как ты просил… Можешь питаться их страхом…

– Я благодарен тебе. Я его уже чувствую и пью. Такие напитки, признаюсь, мне по вкусу. Я от них даже слегка хмелею.

– А мне вот что скажи… Ты сократил время…