Пепел Вавилона (ЛП)

Смотреть на реальные звёзды — совсем не то, что на точки, светящиеся на экране. Филип всю жизнь провёл в кораблях и на станциях. Поглядеть своими глазами на миллионы немигающих огоньков удавалось, только когда он выходил наружу — для ремонтных работ или на операцию. Это всегда казалось прекрасным и вечно тревожило. А на этот раз выглядело почти обещанием. Вокруг них простиралась бесконечная бездна, шепчущая, что вселенная куда обширнее корабля. Больше, чем все корабли на свете. Человечество сможет водрузить свой флаг на тринадцать сотен из всего множества этих точек — меньше миллионной доли процента. Империя внутряков сражается и умирает за контроль над ними. А в сотни тысяч раз больше звезд глядит на них сверху.

— Эй, Филипито, — сказал Мирал по внутренней связи. — Очнись. Кажется, у меня тут есть кое-что.

— Сейчас иду.

Мирал нагнулся над проводкой массива сенсоров. Свет его фонаря чуть поблёскивал на внутреннем корпусе. Короткая, яркая полоса там, где что-то его процарапало. Мирал тронул её перчаткой, полоска размазалась. Значит, керамика.

— Так, гадёныш, — сказал Филип, проводя лампой вдоль провода. — Куда же ты делся?

— Смотрим дальше, — ответил Мирал, цепляясь за поручни.

Когда они достигнут Паллады, ремонтники займутся более полным обследованием. У них есть инструменты, чтобы загнать в каждую трещину корабля азот и аргон и выдуть всё, что застряло. Однако лучше сделать побольше до возвращения. И между обшивками нет никого, кроме них. Из всех работ на «Пелле» эта — самая уединённая. Одной этой причины достаточно.

Короткий довольный выдох Мирала привлёк внимание, и Филип подобрался поближе, туда, где тот сгорбился над находкой. Мирал вытащил из-за пояса плоскогубцы, наложил на проводку, где зиял разрыв, потом отстранился. Сквозь щиток шлема Филип видел его ухмылку. Обломок размером с ноготь, одна сторона зазубрена, другая гладкая.

— Здоровенный, — почтительно присвистнул Филип.

— А то, — ответил Мирал. — Оставить эса дрянь здесь болтаться — что из пушки пальнуть, да?

— Одним меньше, — сказал Филип. — Посмотрим, сколько ещё мы найдём.

Мирал сжал кулак в знак согласия, потом сунул осколок в карман.

— А знаешь, кем я был в твоём возрасте? Пьяницей был. Проводил время с одним койо, который вечно болтал о драках. О том, как часто сам в них встревал. Любил подраться, надо думать.

— Ага, — Филип спускался всё дальше, водя лучом фонаря по креплениям маневровых двигателей. Он не понимал, куда клонит Мирал.

— Тот койо говорил, что чаще всего всё закручивалось потому, что ему приходилось выделывался перед другими, понимаешь? Даже если не хотелось махать кулаками, он просто не знал, как вырулить, чтобы команда слабаком не считала.

Филип нахмурился. Может, Мирал намекает на то, что произошло на Церере? Временами это до сих пор тревожило Филипа. Уже не ярость, оставались только слабые всполохи унижения из-за того, что девушка его бросила. И ему совсем не хотелось тратить время на рассуждения.

— Что с того? — сказал он, надеясь что этого будет достаточно.

Но Мирал продолжил:

— Мужик делает так, когда боится потерять лицо, понимаешь? Из-за этого и болтает про то, чего делать не собирается. Делает сам не зная чего.

Я-то знал, что делал, подумал Филип, только вслух не сказал. Снова сделал бы, если бы всё повторилось.

Он ощущал это как болезненное прикосновение к свежей ссадине, он сегодня уже один раз повел себя, как глупый ребёнок. Лучше уж оставить всё при себе. Оказалось, Мирал совсем не это имел в виду.

— Твой отец? Человек он хороший. Такой астер до мозга костей, да? Просто этот ублюдок Холден для него как открытая рана. Ну напился — с кем не бывает, все болтают лишнее, обычное дело. Не хорошо и не плохо. Так устроены мужчины. Не принимай близко к сердцу.

Филип помолчал. Обернулся.

— Не принимать близко к сердцу? — повторил он, превращая слова в вопрос. Требование, чтобы Мирал пояснил, что имел в виду.

— А то, — сказал Мирал. — Твой отец совсем не имеет в виду то, чего говорит.

Филип направил фонарь на Мирала, свет прошёл сквозь щиток шлема. Мирал сощурился, поднял руку, защищая глаза.

— Ну и что же он говорит? — спросил Филип.

***

Жильё Марко вычистили до безупречности. Свежеотполированные стены сверкали. Тёмные пятна, вечно окружавшие поручни возле двери — следы прикосновения сотен рук — отмыли начисто. На мониторе ни пылинки. Аромат поддельного сандала из очистителя воздуха не до конца перебивал запахи дезинфекции и фунгицидов. Даже подвеска кресла-амортизатора поблескивала в неярком свете.

Отец Филипа, глядевший на монитор, тоже выглядел ухоженным до жутковатого совершенства. Волосы вымыты и идеально уложены. Мундир сверкает как новенький — чёткие линии, ровные складки. Швы идеально выровнены, как будто силой воли он хотел подтянуть до своего уровня весь остальной корабль. Казалось, здесь сконцентрирована вся воля Марко. Каждый атом воздуха находился на своём месте.

С монитора смотрел Розенфельд. Прежде чем Марко остановил воспроизведение и обернулся, Филип успел уловить слова о других возможностях.

— Ну? — спросил Марко.