Пепел Вавилона

— Знаешь, был айн день. Проснулась утром, всё как всегда. Собиралась в школу. Мама сделала хаш и кофе на завтрак. Просто день, совсем как другие. Болтали с друзьями в общей комнате, и вдруг всё как затряслось, представляешь? Прям вот сразу. Сперва не сильно, но все почувствовали. Все спрашивали друг друга, в чем дело. Потом пришёл учитель, сказал, что всем надо идти в убежище. Что-то происходило снаружи, на марсианских верфях. Думали, взорвался реактор. Понимали, как это страшно. Мы уже почти дошли до укрытия, и тут снова грохнуло, сильнее. Намного сильнее.

— Но ведь это всё было на марсианской верфи, — сказал Филип.

— Камень тот же, — Марта пожала плечами и засмеялась. — Нельзя пнуть только половину мячика. В общем, сирены воют, все кричат. А потом всё кончилось, и нас повели обратно. Марсианскую верфь разгромили и половину нашей тоже. Это как... нет. Как будто до этого было одно, а потом стало другим.

— Но ведь с тобой ничего не случилось.

Марта чуть заметно покачала головой.

— Мама погибла. Убежище, где она пряталась, обвалилось.

— Мне жаль. — Слова жгли Филипу грудь.

— Говорили, это произошло быстро. Она даже не успела понять.

— Да, — вздохнул Филип. Его ручной терминал звякнул, уже в четвёртый раз за последний час.

— Уверен, что не хочешь ответить? — спросила Марта. — Твоя девушка очень хочет с тобой поговорить.

— Нет. Всё нормально, — ответил он. И добавил: — У меня тоже нет матери.

— Что случилось с твоей?

— Они с отцом разошлись, когда я был младенцем. Папа всегда говорил, что спрятал меня от неё, потому что она была чокнутая. Но не знаю. Несколько месяцев назад мы с ней впервые встретились, только она снова ушла.

— А тебе она показалась чокнутой?

— Да, — сказал Филип. Потом поправился: — Нет. Мне показалась, она просто не хотела быть с ним.

— Жесть.

— Она сказала, что единственное право, которое у тебя есть в отношениях, это право уйти.

Марта недоверчиво усмехнулась.

— Что за сука — говорить такое сыну?

Вход в клуб напоминал шлюз с внешней и внутренней дверью, отгораживающими короткий проход, который не пропускал свет из внешнего коридора. Когда обе двери открывались одновременно, показывались силуэты входящих. Филип раздумывал, не сказать ли девушке больше. «Мне казалось, что вижу, как она покончила с собой, но только оказалось, что она не умерла. Просто снова ушла». Это было правдой, но выглядело неправдоподобно. Кое-что не получится рассказать никому кроме тех, кто там был. Ручной терминал Филипа снова звякнул.

Кто-то сильно его толкнул. Стул Филипа пошатнулся, и он ухватился за столик, чтобы не упасть. Марта взвизгнула и вскочила на ноги с криком:

— Берман! Что ты делаешь?

Филип медленно обернулся. Толкнувший его был примерно того же возраста, может, на пару лет старше. Тёмно-зелёный комбинезон с логотипом грузовой компании на рукаве. Подбородок выдвинут, грудь выпячена, руки наизготовку. Всё в нём говорило, что он нарывается на драку, только Филипа он не ударил.

— Тебя как звать? — спросил незнакомец.

— Филип.

Тяжесть пистолета в кармане тревожила, будто звала. Медленно и осторожно он разжал ладонь, уже сжимавшую рукоять. Марта встала между ними, раскинув руки. Она вопила, что Берман — должно быть, этот тип со вздёрнутым подбородком — совсем рехнулся. Что он тупица. Что она просто разговаривала с этим койо, а Берман — безмозглый ревнивец, и к тому же вконец охреневший. Берман продолжал вертеть головой, чтобы из-за её спины таращиться на Филипа. А гнев Филипа раздувался, как дым над огнём. Вытащить пистолет, подержать подольше этого типа под прицелом — пусть поймет, что происходит. А потом — выстрел, и всё. Он Филип Инарос. Он убил миллионы. Он убил мать Марты.

— Ничего страшного, — сказал Филип и поднялся. — Недоразумение. Без обид, са са?

— Вот и вали отсюда, засранец, — выкрикнул Берман в спину Филипу, а потом Марта опять что-то завопила, а Берман заорал на неё. 

Филип вошёл в поддельный шлюз, толкнул дверь и оказался в общественном коридоре. Горел яркий свет. Запахи спиртного и дыма держались вокруг Филипа ещё пару минут, пока лёгкий ветерок из системы очистки не унёс их прочь. Филипа трясло. И ему так нужно было ударить кого-нибудь или что-нибудь, что заболели руки. Он побрёл сам не зная куда, просто чтобы идти. Дать утихнуть тому, что бурлило в крови.

Вокруг него тянулась Каллисто. Тусклые коридоры, шире, чем на любой другой станции или корабле, где ему случалось бывать. Сетчатые, как соты, узоры на закруглённых стенах напоминали о футболе. Тлеющие на потолке блоки обогревателей тревожно постукивали, посылая лучи тепла ему на макушку, а с пола крался вверх холод поверхности спутника. Люди шли пешком, ехали на велосипедах и карах. Филип спрашивал себя, сколько из них потеряли близких во время нападения на Каллисто. В его версии той атаки гибли лишь марсиане. Солдаты, чья работа — держать голову Пояса под водой, покуда тот не захлебнётся. А ещё в этой его версии, отец вёл Пояс к объединению, против всего, что ломало и уничтожало их будущее и стирало прошлое.