Пепел забытых надежд: Радиомолчание

Насреддин приоткрыл двери: для «Печенега» требовалось свободное пространство. Никита и Егор заняли позиции у окон по правую сторону от входа, Пустынник — по левую. Грохотом пронёсся по стенам монастыря первый выстрел: Альпиец вступил в игру. Пока что преимущество было на стороне пограничников, но стоит джихадистам приблизиться, и фора обратится в пепел. Их попросту «зальют» короткими очередями. Второй, третий, пятый — снайпер методично вычищал наступательные группы, но одной его винтовки было явно недостаточно. А после подтвердились опасения Пустынника: со страшным свистом пронёсся в считанных метрах от стен монастыря заряд из гранатомёта.

Они показались на линии огня почти одновременно: разрозненные группы по три-четыре бойца. Ненавистный камыш прикрывал их, и джихадисты об этом знали. Ползя в глине, они то и дело открывали огонь, прикрывая собратьев, пока те занимали позиции за полусухими стеблями у краёв болот. Стрельба было неприцельной; пули уходили в стороны, выбивая каменную крошку из стен. Правда, пару искр из решёток-арматур всё же высекли.

Егору было страшно. Парень жался к стене, изредка отстреливаясь и не попадая. Тень молельного зала скрывала выступившую на лице истерию, будто не хотела распространять панику среди матёрых вояк. Он стонал, поскуливал, но каждый раз заставлял себя высунуться и дать ответный огонь. Для связиста из оборонительного отряда это был первый бой. Наверное, в тот момент для Егора и закончилась игра; началась реальная обезнадёженная жизнь.

Было страшно и Никите Андрианову, но это лишь подстёгивало его достойно держать оборону. Он не пытался прятаться за стенами, но напротив: вёл прицельный огонь одиночными из узкого окошка. Солдат чести принял бой, как подобало настоящему офицеру.

Вдоль входа разлёгся Насреддин Сулайманов; упиравшийся в пол «Печенег» трещал и выбрасывал десятки раскалённых гильз. В трёх сотнях метров же валился на землю точно подрубленный камыш, а в болота затягивало сражённые свинцом тела. Грязная вода в те минуты навсегда приобрела очередной оттенок: до омерзения красный. Пулемётчик нёс смерть землякам-единоверцам: людям, с которыми должен был штурмовать оплот ненавистного режима. Однако Насреддин знал: если «соплеменники» доберутся до власти, мира ни для кого больше не будет. Мужчин вырежут, женщин распродадут в бордели, детей на органы; но для начала заберут всё в качестве хараджа. Вот она: идеология процветавшей в былые дни автономии. Кем были, чем стали…

Правый сектор обстрела держался на Пустыннике. Эмиссары никогда не создавались для сражений на передовой: в грязи и смраде трупов. Хирург не может проводить операцию под навесом в богом забытой пустыне. Однако должен, если придётся. Разведчик стрелял по подступавшим всё ближе врагам, прицельно выкашивая одного за другим, а сам в редкие секунды задумывался: чем, в сущности, он отличается от них, изуверов, решающих вопросы наваждением людского ужаса? Ведь, если вдуматься, он такой же политический террорист, разве что на службе у другой системы. Его понятия о добре непримиримы с аморальными устоями джамаатов, но и им даром не нужны демократия и плюрализм. Выбор давно сделан, и отныне каждому за него отвечать. Первую точку в повести о всеобщем терроре поставил он, эмиссар Пустынник, выстрелив в грудь председателя под гвалт взвинченной толпы. Чему теперь удивляться?

Сильно пахло порохом и раскалённым металлом; всё больше каменной крошки сыпалось из стен; искры чаще слетали с решёток. В сотнях метров от форпоста разливалась по глине кровь; мёртвые валялись на тропах и среди камышей. Но, тем не менее, враг подступал. Огонь уплотнили настолько, что высунуться не мог даже Андрианов, чья храбрость служила примером для многих в спецвойсках УВП. С колокольни ослабевала поддержка Альпийца: обстреливали и снайпера. А после случилось непоправимое.

Во второй раз они не промахнулись. Выпущенный из РПГ снаряд описал в воздухе спираль, оставляя белую дымку, и ударил в колокольню. Пламя охватило верхнюю часть монастыря, обрушило купол с крестом, снесло стены и выжгло бравого пограничника Альпийца. Мгновение, а после героя не стало. Волна дрожи и грохота пронеслась по всему монастырю, отбросила на пол военных, сорвала с потолка паникадило. Огромная люстра, чья позолота давно почернела от копоти, всей сотней килограммов обрушилась на пол, проломив кладку и окончательно разбросав пепел затушенного ночного костра.

Нескольких минут смятения было достаточно, чтобы джамаат «Вафат Алькуффар» вплотную подошёл к форпосту. Насреддин, лишь недавно сменив ленту, приподнялся на одно колено, нацелив пулемёт на подступающего противника, но тут же опрокинулся — весь в крови. Андрианов подскочил к дверям и выстрелил во двор из подствольника. Сквозь грохот автоматов проступил взрыв и чьи-то стоны. Пустынник сорвал с разгрузки гранату, также, подбежав к входу, пустил её во двор.

— Прикрываю! — крикнул он Андрианову. — Осмотри его!