Per lacrimae ad astra/Сквозь слёзы к звездам

В апартаменты они вошли, держась за руки, крепко переплетя пальцы. Дагфинн чувствовал, как его тело вибрирует, предвкушая тот момент, когда за ними закроются двери, отрезая от всего мира. И когда это случилось, они, не договариваясь, замерли, прислонившись к дверям и глядя друг другу в глаза. Дагфинн видел во взгляде любимой то же едва сдерживаемое желание, что наполняло и его самого до предела. Настало время отпустить его, дать ему вырваться и сжечь их обоих без остатка, спаяв их новыми узами, теперь уже навсегда.

Но вдруг во взоре Ирис появилась неуверенность, и она прервала контакт их глаз, вызывая приступ настоящей боли у Дагфинна. Что не так?

— Хочешь чего-то выпить? — Ирис пошла вглубь квартиры, и её голос звучал нервно.

— Нет, — ответил Дагфинн, сам вздрогнув от того, насколько резко прозвучал собственный голос. — Скажи мне, Ирис!

— Сказать что? — она открыла бар и достала вино и два бокала. — Откроешь? — повернулась к нему, избегая прямого взгляда.

— К черту вино! Что не так, Ирис? — Дагфинн постарался смягчить свой голос, но не слишком в этом преуспел.

— Не так? Я не такая, Марко, — тихо пробормотала она, глядя в пол.

Дагфинн, как пес, затряс головой, не понимая, что он только что услышал.

— Объясни.

— А что объяснять-то? — от боли в её голосе его затошнило. — Ты помнишь Ирис — юную девчонку, красивую и беззаботную, а я… Я изменилась. Моё тело… Оно уже другое.

Что сейчас она пытается ему сказать? Что она может хоть в чем-то разочаровать его? Неужели Ирис всерьез может думать, что что-то в ней — что угодно — способно оттолкнуть его или не понравиться ему?

— Ирис, пожалуйста… — простонал Дагфинн, подходя к ней и прижимая к себе в попытке заглянуть в лицо.

— Нет, погоди, — накрыла она его рот ладонью, которую он тут же стал целовать. — Марко, ты все это время встречался с женщинами, наверняка, моложе и красивей меня… то есть, я хотела сказать…

Не желая больше слушать весь этот бред, причиняющий боль обоим, Дагфинн запрокинул голову Ирис и буквально заткнул её поцелуем. Он не позволит ей произносить все эти слова, которые дают разгореться её неуверенности и сжигают его стыдом за то, что он не жил монахом эти годы. Они должны все это сейчас забыть, выбросить так, словно всех этих лет никогда и не было между ними. Иначе это может подтачивать их чувства в будущем и обесценивать их. Он не допустит этого.

Дагфинн настойчиво проталкивал свой язык в рот Ирис, не давая ей отстраниться, облизывал и сминал жадно, намеренно сводя их обоих с ума. Больше он не допустит никаких остановок и сомнений. Ирис, сдаваясь под его стремительным напором, застонала и стала податливой в его руках, обвивая его плечи и шею руками и позволяя прижать себя к его истосковавшемуся по ней телу.

Да, именно так и должно быть. Она — дрожащая и страстная в его руках, грудь к груди, её выдох — его вдох. Он нападает жадно и требует нетерпеливо — она отступает и принимает, опять безмолвно побеждая его, покоряя, повергая на колени. Потому что в ней его дом, его единственное в мире пристанище, только она одна всегда была важна, и измениться это никогда не может. И осознание этого взорвало все его чувства, срывая с сердца последние запоры, что он ставил в попытке не умереть от боли, вынужденный выживать без нее. Он не может больше ждать. Ни единой секунды. Его тело сдетонирует на хрен, если он сейчас же не будет в Ирис своими пальцами, языком, членом, каждой клеткой. Снова. Опять. Заново.

Подхватив Ирис под ягодицы, Дагфинн громко застонал, когда она обвила его бедра ногами, раскрываясь и прижимаясь к нему своей горящей сердцевиной. Его член дернулся, желая пробить к чертовой матери слои одежды, разделяющие их. Какого хрена эти ненавистные тряпки до сих пор на них, разделяя их в тот момент, когда он уже готов обезуметь от желания подмять свою Ирис под себя? Он повернулся с ней на руках, ища нужное ошалевшим взглядом.

— Где в твоей квартире эта долбаная кровать, Ирис? — прорычал он.

Ирис указала на спрятанную в нише постель, и Дагфинн буквально подлетел к ней, ударяв по панели настолько сильно, что едва не помял её. Он сдирал с тела Ирис свой комбинезон, и его трясло так, что зубы лязгали, как от холода. Сбросив с себя одежду, он накрыл Ирис собой, властно раздвинул её ноги бедрами, прижимаясь подрагивающей плотью к ее влажному лону.

— Ты простишь меня? — прохрипел он.

— За что? — прерывисто дыша спросила Ирис, глядя на него из-под потяжелевших век.

— За это! — и он толкнулся внутрь, содрогнувшись всем телом и издав долгий гортанный стон, — Я больше не могу ждать! — еще одно мощное движение, заставляющее дернуться два сплетенных тела. — Ни… одной… гребаной… секунды…