Перед последним словом

Что поделаешь, случается и так, что разлюбишь, даже и тогда, когда сам страшишься той муки, какую причинишь разлюбленной. Но чувства Щербакова были так ничтожны, что он не нашел в себе даже сострадания к Наде. Скажи он ей: „Произошла беда, я встретил женщину, с любовью к которой мне не совладать, я знаю, что ты не захочешь неправды, прости меня”, Надя бы горевала, исходила бы мукой, но мир бы не рушился, не потеряла бы она веру в человека. Может быть, Надя, заблуждаясь, даже сказала бы себе: „Я недостойна такого замечательного человека, как мой Владимир, ведь я это не переставала чувствовать” Но Надя больше не нужна была Щербакову, ему незачем было притворяться перед ней, теперь он мог быть с ней самим собой. И он показал себя, не заботясь о прикрасах. Чтобы Надежда никак не пыталась его вернуть, для этого он знал только единственный путь, дать ей понять и почувствовать, что она стала для него не только совершенно чужой, посторонней, но и просто никем. Никакие ее переживания, страдания его никак и нисколько не волнуют.

Когда, возвратясь из отпуска, Надежда после „объяснений” с мужем тяжко заболела и была госпитализирована, за исход ее болезни врачи серьезно опасались. Лечащий врач не только позвонил по телефону, но и пришел к Щербакову, убеждая его, что для выздоровления Надежды просто необходимо, чтобы муж навестил ее, проявил хотя бы минимальное внимание. На худой конец, пусть напишет ей. Щербаков выслушал врача и ничего не сделал. Не пришел, не прислал ни строчки, пусть она знает, что их больше ничего не связывает. Так ему удобнее.

На суде выяснилось еще одно обстоятельство. Оно как будто незначительное, но иная мелочь открывает в человеке то, чего не заметишь за годы совместной жизни.

Уходя 6 ноября, чтобы провести праздники с Ольгой Артемьевой, Щербаков отобрал у Лени, которому он обещал быть отцом, те книжки, которые подарил ему, отобрал уцелевшие игрушки. Книжки и игрушки понадобились Щербакову, чтобы подарить их ребенку Артемьевой. И его не остановили глаза Лени, и его не смутило, что делал он это в присутствии Нади. Что ему до них! Надежда Щербакова не сказала ему ни слова в упрек. Она и на Артемьеву зла не держала, да и что ей сейчас Артемьева? В течение пяти лет Щербаков был для нее олицетворением всего лучшего, что есть в человеке. Каким несказанно благородным — особенно после Василия Губенко — ей виделся Щербаков. И чем полнее и глубже был ее восторг перед Щербаковым, тем страшнее и непереносимее было то, что открылось в нем.

Едва оправившаяся от болезни, она оставалась в пустой квартире 7, 8 и 9 ноября. И если она не рассказала внятно, что толкнуло ее на преступление, то не потому, что не хотела —Не могла...

Никто в зале Надежду Щербакову не оправдывал, все понимали ее виновность. Но суд над ней был и судом над Щербаковым: судом по строгой и высокой нравственной мере. И это был не менее важный результат судебного разбирательства, чем сам приговор, вынесенный Надежде Щербаковой, несчастной и все же виновной женщине.

Украденное детство

Все началось с ординарной, простой кражи. Что, казалось, могло быть проще этого дела. Девятнадцати летняя девушка Вера Бурдасова украла у своих знакомых несколько поношенных носильных вещей и скрылась. Спустя некоторое время она была задержана и на первом же допросе во всем полностью призналась. В суде ее виновность неоспоримо подтвердилась, не оставалось и крупицы сомнения. Все ясно. Но как следователь, так и судьи не захотели ограничиться установлением вины. Они много сделали для того, чтобы разглядеть, что стоит за фактами, и сумели увидеть, как и из чего сложилась судьба Веры Бурдасовой.

...Вере было 6 лет, когда умерла ее мать. А через год Игнатий Семенович Бурдасов привел в дом новую жену. Анастасия Федоровна не задавалась вопросами, как ее встретит семилетний ребенок, что нужно сделать, чтобы девочка почувствовала в ней мать, не случится ли так, что маленькое существо замкнется в себе. Ей было ясно: тут не над чем задумываться. Неужто позволить несмышленышу решать, как строить свою жизнь Игнатию Семеновичу и ей, Анастасии Федоровне? Мачеха за столом не обделяла Веру, первые три года исправно стирала ее бельишко, бранила толь-ко за дело, уча уму-разуму. Она считала, что свой долг выполняет. А если тепла и ласки не выказывает, греха тут нет, и без них дети вырастают.

Забот у Анастасии Федоровны и помимо Веры хватало. Они прежде всего нужны были ее сынишке Феде, погодку Веры, приведенному в новую семью. Пусть Федя не чувствует себя ни в чем ущемленным. А когда через два года родилась Леночка, то уж, люди добрые, позвольте печься матери о своих кровных детях, некогда ей цацкаться с Верой, которой пошел десятый год, не маленькая.