Переигровка — 6 Долины и взгорья

Стюардесса и глазом не моргнула. При обслуживании подобных рейсов золотое правило «лучше перекланяться, чем недокланяться». Хотя она, может, и сама имеет виды на эту икру. Баночки пересчитывают, но если выкладывать икру порционно, то остатки можно собрать себе. И собирают. И потому мой заказ — сплошной убыток. Но если я, тот, которого сам Брежнев поит чаем, пожалуюсь на стюардессу, вдруг её переведут на рейс «Москва — Омск»? Вот и улыбается.

Распорядившись, я прошёл в туалетную кабинку. Их тут несколько, пять или шесть. Две — для высших чинов, две для средних и одна на всех остальных. Я занял ближайшую. Ту, что для средних. Просто потому, что ближе.

Ничего сверхъестественного. Туалетная бумага, финская. Бумажные полотенца, опять же финские. И густой хвойный запах дезодоранта неизвестной мне марки. Я приоткрыл пластиковый ящичек с дырками. Так и есть — губка, пропитанная пахучей жидкостью. Русский секрет.

Ладно, сюда не нюхать ходят.

Я вернулся, а вскоре мне принесли желаемое.

Чёрная икра не каприз. В полёте — наиболее оптимальное питание. Белки, жиры, минералы, витамины. Холестерин. Сегодня холестерином пугают, но без него не прожить. Гормоны — они из него, из холестерина. Нет, меру, конечно, знать нужно, есть икру килограммами не стоит, но вот пятьдесят граммов — в самый раз. С хлебушком и маслом. Сто восемьдесят килокалорий бутерброд.

Я поел, откинулся на спинку кресла и задремал.

Так и продремал до самого Триполи.

Проснулся, когда стало закладывать уши. Выпил нарзану, помогает.

Сели.

Самолет стал выруливать. Гляжу в иллюминатор. Все честь по чести — почётный караул, толпа встречающих, флаги, транспаранты, красная дорожка по бетону нового аэродрома. Нового — потому что его только летом ввели в строй. Взлетная полоса соответствует лучшим мировым стандартам. Я уже тут был, в сентябре.

Из правительственного самолета выходят строго по протоколу. Меня в протоколе нет, и потому я выйду после всех, вместе со стюардессами. Так мне сказал Автандил Вахтангович, протокольный начальник. По-старому церемониймейстер.

Я не против. Со стюардессами так со стюардессами. Девушки красивые, стройные, симпатичные. С ними прогуляться — одно удовольствие. Вопрос только, куда мы пойдём гулять.

В иллюминатор я наблюдал встречу. Муаммар у трапа, неподалеку Майков и прочие посольские люди, еще дальше корреспонденты с фотоаппаратами, кинокамеры на треногах, и прочие, и прочие, и прочие.

Я пил нарзан, а потом прошёлся по самолету, собирая оставленные газеты. «Литературку», «Советский Спорт», «Неделю», «Комсомолку» брал в первую очередь. Изрядная кипа получилась.

Делегация расселась по машинам. Белые, большие, открытые. Из тридцатых годов. Смотрятся волшебно.

Машины уехали, встречающие стали расходиться.

— Забыли? — чуть насмешливо спросила стюардесса, та, что приносила мне икру. — Человека забыли? Ничего, сейчас подъедет автобус, подкинем до гостинички.

— Вы в гостинице живете?

— Где ж еще. В город не ходим. Да у нас и денег нет — в город ходить. Телевизор смотрим, но ведь не понять ничего.

Тут как раз и подкатил автобус. Пазик. Желто-коричневый.

— Нам туда, — сказала стюардесса. По-видимому, с юмором девушка. Не жалела о потраченной икре. Да и чего жалеть, казённая.

Я повесил планшет на плечо — он у меня кожаный, офицерский, в нем паспорт и прочее нужное, — взял в руки газеты, килограмма два, прямо почтальон, и стал спускаться по трапу вслед за стюардессами.

Тут от здания аэропорта отъехал очередной роскошный белый кабриолет, подкатил прямо к трапу. «Испано-Сюиза». Водитель в форме капитана ливийской революции ловко вышел из машины, подбежал к трапу, отдал честь и поприветствовал собрата на родной земле. По-арабски, понятно.

Мы обнялись, это у арабов в порядке вещей, тем более, что я не в форме.

— Извините, девушки, с вами я как-нибудь в другой раз поеду, — сказал я стюардессам.

Моя стюардесса только нервно улыбнулась — похоже, я всё-таки персона непростая. Имею право на икру.

Я уселся рядом с собратом-капитаном, и мы тронулись.

По пути я попросил заскочить в госпиталь.

— Не заболел? — спросил капитан.

— Нет. Газеты передать. Там с газетами неважно, а тут сегодняшние, свежайшие.

— А, понятно, — и свернул к госпиталю.

В госпитале я провел минут десять, на бегу, и к Резиденции мы подъехали уже ближе к четырем, по местному времени.

Было тепло, как в Чернозёмске в начале сентября. Не жарко. И не холодно. Ветер легкий. Удачно прилетели. Так, видно, и задумано, летом-то жарко, а Леонид Ильич не мальчик.

У себя я принял душ и переоделся. В форму Капитана Ливийской Революции, да. С орденами. Из сейфа достал кобуру и пистолет, проверил, не заржавел ли. Не заржавел.

Вышел в коридор, где налетел на церемониймейстера.

— Вы где это пропадаете, Чижик, — зашипел он.

— А где я должен пропадать? Вы приказали мне оставаться в самолете, я и остался.

— Я попросил вас выйти последним, только и всего!

— Вот я и вышел. После стюардесс.

— А потом?

— А теперь. Теперь я здесь.

Автандил Вахтангович критически осмотрел меня: мундир, ордена, портупея, пистолет.