Перейти грань

За штурманским столом Браун лениво раскрыл экземпляр «Океанских проходов мира». «Утром, — подумал он, — надо будет сделать привязку и проложить предварительный курс». «Океанские проходы» для данного времени года указывали ему точку с координатами 34 градуса северной широты и 45 градусов западной долготы, откуда он мог подхватить в свои паруса северо-восточные пассаты. Браун подумал, что, если позволит ветер, он может пройти еще дальше на восток. Впервые после выхода в море он включил монитор космической системы навигации. Затем по приемнику коротковолновой связи настроился на морскую обсерваторию, откуда передавались сигналы точного времени, и скорректировал ход своих часов и бортовых хронометров. Вдоль стен каюты пылилось его таинственно молчавшее электронное оборудование с многочисленными кнопками и индикаторами. Браун подозревал, что не сделает даже попытки воспользоваться им.

Вскоре, почувствовав жажду, он прошел на камбуз, выпил несколько чашек воды и лег на койку. Но стоило ему только закрыть глаза, как вновь началось головокружение. Он страдал морской болезнью только раз в жизни, попав в болтанку в Малом заливе на десантной посудине во время учебной высадки на берег. Это было почти двадцать лет назад. То, что это состояние возвращалось к нему сейчас, казалось злой иронией судьбы.

Он встал и, настроившись на какую-то радиостанцию, передававшую джаз, выключил все освещение в каюте, кроме небольшой лампы над штурманским столом. Затем прилег обратно, чтобы послушать музыку и, если удастся, заснуть. Вскоре ему сделалось жарко. Но стоило отбросить спальный мешок, как тут же стало холодно. И тогда он вспомнил о своей ноге, которую поранил на причале в порту. Браун сел и включил верхний свет.

Вид раны чуть повыше лодыжки встревожил его. Она покрылась коростой цвета воды в нью-йоркской гавани, вокруг нее расплывалась краснота. Нажав рядом, он почувствовал тупую боль в мышцах от лодыжки до самого бедра. Порез, похоже, был глубокий, хотя и не сильно кровоточил. В порту, когда он поранился, отлив только начинался, поэтому тот острый выступ, о который он порезался, находился ниже отметки наименьшего уровня и не выступал над водой. Это был классический образец резаной раны с возможным последующим развитием столбняка. Со времени последней прививки прошло больше пяти лет, а сделать новую ему не пришло в голову. Раны, полученные в море, обычно не приводили к заражению.

— Проклятье! — вырвалось у него.

Забравшись в спальный мешок, он прочел в «Полной домашней медицинской энциклопедии», которую достал из аптечки:

«Начало течения болезни обычно характеризуется головными болями, легким ознобом, раздражительностью, мрачными предчувствиями и беспокойством. Первым реальным признаком столбняка является одеревенелость мышц челюсти, затрудняющая ее движение. Спазмы могут появляться в мышцах шеи и в любых других областях. Испытывая сильные мучения, больной остается в сознании. Он не может открыть рот или сделать глотательное движение. Его брови оказываются вздернутыми, а уголки рта поднимаются кверху, создавая впечатление постоянной ухмылки…»

Свет слегка померк в глазах, когда он сел на койке.

«Это маловероятно, — подумал он, — что у меня столбняк. Но возможно». Достав из аптечки несколько таблеток аспирина и пенициллина, он проглотил их, запив водой. Чем больше он думал о столбняке, тем деревяннее казалась ему челюсть.

Тем не менее ему удалось ненадолго заснуть. Проснувшись, он почувствовал себя хуже чем прежде. Во рту был неприятный привкус, шея затекла, а в висках стучала боль. И без термометра было ясно, что температура у него высокая.

«Необходимым условием является ранняя госпитализация, — говорилось в „Домашней медицинской энциклопедии“. — Многое зависит от своевременного введения противостолбнячной сыворотки».

«Даже если это не столбняк, — думал Браун, — существуют другие, не менее опасные вещи. Гангрена. Ботулизм». Он прочитал о них в энциклопедии. Через некоторое время Оуэн почувствовал себя слишком плохо, для того чтобы читать или даже встать с койки. При каждом малейшем движении его сотрясал озноб. В конце концов он заставил себя подняться, чтобы посмотреть на индикатор радара. Все было чисто. Шатаясь, вышел на палубу и затуманенными глазами обвел горизонт. Ветер опять стал сухим и прохладным и дул в прежнем направлении.