Переход. Последняя болезнь, смерть и после

Автор не приводит никаких данных для поддержки своих категоричных утверждений. Ему все ясно, и думать тут не о чем. С приходом смерти личность уничтожается. Вы и я исчезнем — конец, ничто. Это то, что обещает человеку материалистическая философия.

Открыто признать это Ершов не решается. Он знает и пишет, что «обещанная вечная жизнь... привлекает как высшая ценность и главная цель жизни», и утверждает, что «истинное бессмертие» существует. Вот его слова: «Научная концепция бессмертия является частью коммунистического мировоззрения», а «религиозное бессмертие — выдумка».

Дальше он пишет, что в коммунистическом обществе существуют даже два бессмертия — социальное и личное. Кроме этих двух, есть еще и материальное бессмертие. «Концепция материального бессмертия видит бессмертие человека в неуничтожимости составляющих его атомов, которые после разложения тела... образуют новые формы материи». Это слова Ершова, но дальше он не идет, понимая, что этот сорт логики мало кого убедит.

«Социальное бессмертие, — пишет Ершов, — подлинно нравственно... истинное бессмертие писателя в его сочинениях».

Умершему и исчезнувшему без следа писателю от этого не легче. Понимая это, Ершов пишет и о личном бессмертии: «Личное истинное бессмертие это деятельность человека-творца. Истинное, а не религиозное бессмертие в том, что люди помнят его и после смерти... и что он оказывал влияние на сознание и поведение людей». Последние слова — это позолота на горькой пилюле; звучат приятно, но с личным бессмертием не имеют ничего общего.

В каждом из нас есть что-то от Духа, и подобные рассуждения вряд ли убедят многих. Ну а если нет, то есть и другие методы убеждения. Ершов приводит выдержки из статьи Ленина «Социализм и религия» о том, как нужно бороться с религией.

«Вера в личное бессмертие имеет классовые корни. Научный, единственно правильный путь преодоления религии состоит в уничтожении той социальной среды, которая порождает религиозные предрассудки».

Из вышесказанного вытекает, что материалистические концепции о душе, о жизни после смерти и вообще о жизни духа научного обоснования не имеют и оспаривать их нет смысла.

Сейчас все эти споры уже в прошлом. Книга Ершова была издана задолго до прихода в мир новых фактических данных о судьбе человека после смерти, а с фактами спорить нельзя; их можно, конечно, замалчивать, но только до поры до времени, а время на месте не стоит.

Сейчас, после 70 лет антирелигиозной пропаганды, в России начался процесс духовного возрождения — религиозного и просто морального возрождения. Таких глубоких и по-человечески честных книг и статей, какие пишутся сегодня в России, не было давно.

Даже на самых верхах правящей советской иерархии не только на словах, но и на практике происходит сдвиг в сторону от мертвой схоластики материализма к нормам человеческих взаимоотношений.

Конечно, в Советском Союзе последние достижения науки о смерти все еще замалчиваются. Их не обсуждают, не упоминают, для широких масс населения все это еще не существует. Это понятно.

К сожалению, та же тенденция господствует и в ведущих демократических странах. Работы Муди, Сабома, Кюблер-Росс и других теперь хорошо известны в научных кругах. С ними, в общем, не спорят, но, как я уже говорил, есть категория ученых (хочется написать «ученых»), которые игнорируют добытые наукой фактические данные и упрямо не желают принять новое. В качестве точки опоры они используют и следующую, на первый взгляд, вполне правдоподобную теорию. Все человеческие восприятия, сознание, понимание, вся психика — только в мозгу, и раз нет мозга, то нет и сознания, нет психики.

Мозг и сознание — неразделимы. Это утверждение преподносится как сам собой разумеющийся факт; в действительности, однако, это не факт, а только теория. Для ее подтверждения часто ссылаются на труды великого русского ученого И. П. Павлова, который якобы доказал, что все психические процессы протекают только в больших полушариях головного мозга. Этого Павлов никогда не утверждал, и был он человеком глубоко верующим.

Теория неотделимости мозга от психических процессов ставилась учеными под сомнение задолго до опубликования работ врачей-реаниматоров, о которых писалось выше. Ставился, например, вопрос: «Если сознание локализуется в мозгу, то где именно? В головном или спинном мозгу? В какой части мозга?»

Предположение, что центры сознания лежат в больших полушариях, не подтвердилось. Оказалось, что сознание могло сохраняться и иногда даже не особенно страдать при тяжелых повреждениях полушарий болезнью или травмой.

Защитники непременной локализации сознания в мозгу перенесли его центр в средний мозг (диэнцефалон), но там его тоже не оказалось. Попытки все-таки локализовать где-нибудь центры сознания продолжались, но безуспешно. Приходилось признать, что взаимоотношения между мозгом и сознанием много сложнее, чем казалось сначала.