Перехваченные письма

Только что ушла моя сестра.

Мой дорогой, маленький, ты не сердишься на меня? Милый, не сердись и прости, что я рассердилась в телефон. Я не могла прийти (а ты знаешь, что мне без тебя плохо, и жутко долог вечер), но нельзя обижать мою сестру.

Если бы ты точно понимал, как ты мне дорог, как ты мне нужен, ну понимаешь, нужен, нужен. Ведь от тебя исходит жизнь, тепло, здоровье, возможность жить для меня, а ты хочешь хворать. Николай, милый, не шути этим, я тебя об этом прошу. Да?

Люблю тебя, Николай дорогой, и прошу прощения за крик. Обнимаю тебя, ребеночек мой дорогой. Как хотелось бы уже примчаться к тебе.

P.S. Был у меня Борис, сидел долго, с энтузиазмом обсуждал и всячески развивал «ячменное общество». Когда я возвратилась сильно огорченная телефонным разговором, он:

— Да, если бы вы были женаты, ты могла бы его сечь за это.

Так что видишь, что нельзя об этом думать, не то придется тебя сечь. Ну, дорогой мой, дорогой Котенок, даже в письме болит сердце от расставания. До завтра. Спи спокойно. Христос с тобой.

* * *

Николай милый, письмо днем не удалось отправить. До семи (с трех) была все время с Борисом, потом дома — полный дом людей. Сейчас одиннадцать часов, лежу в комнате у Карских (в моей пьют чай). Пишу лежа. Устала, даже сидеть трудно. Но здоровье как будто ничего, только слабость осталась, а боль прошла. Завтра тебя увижу, и все пройдет.

Ты должен меня заставлять работать (писать и читать) у тебя, в твоем присутствии. Я ведь ничего не делаю почти в последнее время. Слабею и падаю духом. Думаю о тебе беспрерывно и часто зову тебя на помощь. Милый мой, как я тебя нагружаю.

Хорошо, что ты понимаешь необходимость, закономерность и обязанность жизни (ты знаешь, я так боюсь своего дурного влияния в этом отношении, за которое я не отвечаю, ибо в нем не виновата). Я не «вкушаю» смерти, не упиваюсь небытием, знаю цену жизни и пытаюсь учить жизни, но сама не умею жить, не хватает сил. Прости меня за это и не ругай, право, это не моя вина, и я не горжусь своим состоянием «немощности». Будь здоров, это важно. Будь радостен, дорогой. До завтра.

Дневник Бориса Поплавского

Из записей октября — декабря 1932[136]

Татищева нет, и почему я всегда так робею, когда прихожу в чужое место, почему также они были все так вежливы? Весь промок и жарко. Гегель труден, но лучше, то есть ближе, не напишешь…

Что же делать, нужно как-нибудь устраиваться вне христианства, если и дверь смерти, и магическая дверь передо мною не раскрываются. Observer dans la position des sto"iciens et des yogis. Tranquille[137]. Дина близка, но страшна. Наташа далека. И все сначала.