Перекличка

Запруда была нашим самым любимым местом на ферме. Спустя много лет, уже женатым, я приехал как-то раз в Лагенфлей за плугом и, не застав папы дома, снова отправился туда. На мой повзрослевший взгляд, запруда показалась какой-то неприметной, заросшей тиной, грязной, а главное, уныло крошечной. Но в детстве она была для нас огромным миром. Взрослые туда не ходили. Она принадлежала только нам, детям. Работа, убой скота, порки, страх — все это был другой, взрослый мир, он оставался там, за ивами, в нем мы чувствовали себя чужаками. А этот мир у запруды был только нашим, незыблемым и как бы стоящим вне времени в его бесконечном покое. И постепенно Эстер тоже вошла в него.

Как-то днем, желая покомандовать, Баренд снова попытался прогнать Эстер, а когда она отказалась уйти, вдруг схватил ее и столкнул с берега в воду. Это произошло так неожиданно, что мы не успели помешать ему. Он и сам перепугался, поняв, что наделал. Не зная, что теперь предпринять, мы стояли, испуганно глядя на Эстер. Она пару раз вскрикнула, побарахталась, наглотавшись воды, а потом начала старательно грести к берегу. Ей было трудно двигаться в намокшей тяжелой одежде, да к тому же она не умела плавать; правда, до берега было недалеко, и запруда в том месте была неглубокой. Вымокшая и перепачканная илом, она наконец выбралась на берег и встала на четвереньки, откашливаясь и тряся мокрой головой, точно собака.

— Мама убьет нас, если узнает об этом, — испуганно сказал я. — Нужно как-нибудь высушить ее одежду.

Но не успели мы подойти к ней, а она уже как ни в чем не бывало сбросила с себя мокрую одежду и развесила ее на кустах. И затем, словно это было совершенно естественно для нее — а разве нет? — улеглась возле нас на траве, чтобы обсохнуть. Когда мы наконец отправились домой, платье ее еще было мокрым и грязным, но она, должно быть, рассказала маме какую-нибудь невероятную историю — Эстер всегда умела обвести маму вокруг пальца, — поскольку нас никто ничего об этом не спросил. С того дня она уже всегда купалась вместе с нами. И ни один из нас, мне кажется, не придавал этому ни малейшего значения. Но это, конечно, не могло не кончиться. И вот как-то весной, когда выдался первый теплый день после очень долгой и очень суровой зимы, которая все не хотела уходить и не пускала нас к запруде, мы все отправились купаться. Но едва мы подошли к айвовой изгороди, идущей вдоль дороги к запруде, как Баренд вдруг остановился и обернулся. Эстер шла следом, немного отстав от нас.

— Подождите, — сказал Баренд. — Слушай, Галант, ты теперь не будешь купаться с нами, когда тут будет Эстер.

Тон, которым он это произнес, так напомнил мне папин, что я невольно вздрогнул.

— Почему? — спросил Галант.

— Потому что она девочка.

— А как же тогда вы?

— Она такая, как мы, а ты не такой.

Я оглянулся назад и увидел платье Эстер, мелькавшее за деревьями. Через несколько минут она снимет его и как обычно будет купаться голой. Но что случилось за эти месяцы? Отчего у меня при этой мысли вдруг перехватило дыхание? Впервые в жизни, позабыв обо всех наших прежних ссорах, я был на стороне Баренда, а не Галанта. Если не считать того, что я бы с удовольствием отослал прочь и самого Баренда. Но Галанта мне обижать не хотелось, ведь он был моим другом. Мне было перед ним неловко.

Некоторое время я не знал, что делать. А потом, опустив голову и смущенно чертя ногой круги на земле, пробормотал:

— Галант, я забыл сказать тебе. Папа велел передать, чтобы ты присмотрел за гнедой кобылой. Она хромает.

Он, должно быть, понял, что я вру. Но лишь сощурил глаза и язвительно спросил:

— А кто, собственно, собирается купаться? Утки загадили всю воду.

Мы с Барендом молча смотрели, как он удалялся, поддавая босой ногой камешки.

— Зачем ты соврал ему? — спросил Баренд.

— Не мог же я просто так прогнать его.

Баренд что-то раздраженно буркнул. Но прежде чем успела вспыхнуть ссора, к нам подошла Эстер.

— А что случилось с Галантом? — спросила она.

— Ему расхотелось купаться, — ответил Баренд, глядя куда-то в сторону. — Сегодня мы пойдем втроем. — Мне показалось, что он торопится. — Ну что, пошли? Нечего торчать тут весь день.

Мы шли через заросли кустов и деревьев к запруде, странно смущенные, словно никогда не бывали тут прежде, словно случилось нечто такое, к чему мы были еще не готовы, словно ощущали на себе пристальные взгляды взрослых.

А подойдя к запруде, еще долго медлили, используя любой предлог, чтобы протянуть время: бросали в воду голыши, гонялись за утками, шлепали босиком по грязи, глазели на свисавшие с деревьев остатки прошлогодних птичьих гнезд.

— Ну что, Эстер? — спросил наконец Баренд. — Ты будешь сегодня купаться?

— А тебе какое дело? — сказала она. — Что это с вами сегодня?

Обиженный тем, что она своим замечанием как бы объединила меня с Барендом, я решил покончить с этим.

— Давайте кто первый окажется в воде? — предложил я.

Но они не двинулись с места.

— Снимай платье, — потребовал Баренд.

— Зачем?

— Может, ты собираешься купаться в платье?

— Что это с тобой?

— Давай, или ты боишься?