Перекличка

У меня не было причин жаловаться. С новыми хозяевами ужиться было нетрудно. А вскоре мне приглянулся Галант. Мужчин на ферме было немного. Старый Онтонг жил с рабыней Лидией. Ахилл — тот вообще бы& с причудами. Да еще готтентоты, нанимаемые на уборку урожая. К тому времени я уже долго жила без мужчины, если не считать случайных встреч на фермах по дороге, а от такого волей-неволей становишься похотливой и мрачной. Если корни не высажены во вспаханную борозду, она остается бесплодной. И я почувствовала облегчение, когда Галант взял меня. Он был не слишком разговорчив, все думал о чем-то своем, а порой к нему и вовсе было не подступиться. Но в руках у него все горело. И никто не мог сравниться с ним, когда он объезжал лошадей, да и женщин тоже.

Я вскоре подладилась к своей хозяйке. Она была вспыльчива и не выносила неловкости или небрежности в работе, но я не жаловалась. Со мной она никогда не обходилась грубо. Вот только с Лидией срывалась, и мы частенько толковали между собой про это, сидя вечерами у очага. Все мы, конечно, знали о слабости бааса к Лидии, о том, что он по ночам наведывается к ней в хижину, но то было его хозяйское право, и никто не осуждал его. А вот хозяйка просто видеть не могла Лидии. Должно быть, из-за бааса, потому что всякий раз, когда он отправлялся в хижину Лидии, на следующий день бывали неприятности. Тогда Галанту или кому-нибудь еще приказывали отвести Лидию в конюшню и связать ее. Обычно это случалось после того, как баас уходил в поле. Хозяйка сама порола Лидию. Но бывают порки и порки, мне довелось испытать на себе разные. А потому я понимала, что хозяйка поступает скверно. Стоило ей начать пороть Лидию, как она уже больше не владела собой. И только когда крики Лидии от воплей рожающей женщины переходили на вой умирающего щенка, порка прекращалась. Тогда хозяйка выходила из конюшни, толкая впереди себя Лидию. Лидия шла совершенно голая. Хозяйка раздирала на ней одежду ударами бича или просто срывала в ярости. И это тоже скверно. Ведь Лидия уже не ребенок, она даже старше меня, у нее уже и дети есть. Но ее голой отправляли в вельд собирать хворост или кизяк. И даже зимой, когда земля была покрыта беловато-серым, точно зола, и похрустывающим под ногами снегом, Лидия все равно ходила голая. Если хозяйка не видела, мы относили Лидии кароссу, чтобы укрыть ее, пока не придет время возвращаться домой.

Когда я в первый раз увидела все это, мне стало плохо. Я тогда носила ребенка Галанта, а женщина в такое время делается менее выносливой. Но меня напугала даже не сама порка, а голос хозяйки, доносившийся из конюшни, пока она хлестала бичом Лидию. Странный голос, больше похожий на стон или рыдание. Я подслушивала, стоя под дверью, но не могла разобрать ни слова, и все же мне казалось, будто она говорила слова из Библии, похожие на те, которые мне доводилось слышать, когда нас по средам и воскресеньям собирали в доме для молитвы. Галант увидел меня и сердито увел прочь: я вся дрожала, но не от холода.

— Пошли отсюда, — сказал он. — Здесь тебе делать нечего.

— Но хозяйка убьет Лидию!

— А ты не суйся.

— Почему ты ничего не скажешь баасу? — спросила я.

— Будет только хуже.

И он увел меня. Но как только он ушел, чтобы помочь Ахиллу пригнать овец, я вернулась к конюшне. И увидела, как Лидия выходила голая. Но я глядела не на нее, я поневоле уставилась на хозяйку. Лицо ее побагровело, волосы растрепались и взмокли от пота, на щеках виднелись бороздки от слез, она тяжело дышала. Может, от усталости, такая порка способна вымотать кого угодно, даже такую крепкую женщину, как хозяйка. Но меня удивило другое — или это мне просто почудилось оттого, что я носила ребенка? — увидев ее, я сразу подумала, что она похожа сейчас на женщину, которую всю ночь любил мужчина.

Если Галант не желает вмешиваться, решила я, то я сама поговорю с баасом. Но вскоре произошло то, что совершенно потрясло меня. После еще одной такой порки, когда Лидия под вечер возвращалась домой с обычной ношей кизяка на голове, голая и вся посиневшая от холода, из-за сарая со стороны сада появился баас. Увидав ее, он остановился и побледнел. Я тогда как раз вышла из кухни с бочонком для воды. Было еще светло, и я все хорошо видела.

— Что случилось, Лидия? — спросил баас.

Лицо Лидии было перепачкано грязью и соплями. Все тело в синяках, не только спина, но даже живот и груди. Но она все-таки держалась прямо, высокая и стройная, как алоэ. Она уставилась на бааса, не произнося ни слова.

В этот миг из кухни вышла хозяйка и сердито оттолкнула меня в сторону.

— Ты когда-нибудь видел подобное бесстыдство? — сказала она баасу. — Она была невыносима целый день. То и дело грубила мне. Я давно уже предупреждала тебя. Сегодня ты должен наконец наказать ее.

Он побледнел еще сильней, но сказал:

— Лидия, ложись на землю.

И выпорол ее бичом.