— У нас все хорошо, — отозвалась Сеталль, спокойно прокалывая иголкой ткань на своих пяльцах. По ее виду можно было решить, что вышивание есть самое важное из всего, что здесь происходило. — Делайте свое дело. Не лодырничайте. — Она не была коренной эбударкой, но, очевидно, переняла эбударские манеры обращения со слугами. Спустя мгновение сапоги протопали вниз по лестнице. Судя по всему, Гарнан тоже слишком много времени провел в Эбу Дар.
Туон повертела в руках новую чашку, словно рассматривая нарисованные на ней цветы, и ее губы изогнулись в едва заметной улыбке — Мэт почти решил, что это игра его воображения. Когда она улыбалась, то становилась более чем хорошенькой; однако эта улыбка ясно свидетельствовала, что ей известны вещи, о которых он не имеет представления. Если она будет продолжать так улыбаться, у него по телу пойдут мурашки.
— Я никогда не позволю, чтобы меня считали служанкой, Игрушка.
— Меня зовут Мэт, а не… так, как ты сказала, — ответил он, поднимаясь на ноги и осторожно щупая бедро. К его удивлению, оно довольно сносно пережило удар о доски пола. Туон выгнула дугой бровь, взвешивая чашку на ладони. — И вряд ли я мог сказать людям в лагере, что похитил Дочь Девяти Лун, — добавил он в раздражении.
— Верховную Леди Туон, деревенщина! — жестко поправила Селусия. — Которая носит вуаль!
Вуаль? Во дворце на Туон действительно была вуаль, но с тех пор она ее не носила.
Девушка сделала рукой милостивый жест, как королева, дарующая прощение.
— Это не так уж важно, Селусия. Он еще довольно невежественный. Мы должны позаботиться о его образовании. Но ты изменишь легенду, Игрушка? Я не могу быть служанкой!
— Уже слишком поздно что-то менять, — сказал Мэт, одним глазом следя за чашкой. Ее руки выглядели такими хрупкими после того, как ей обрезали длинные ногти, но он помнил, насколько проворными они могут быть. — Никто не просит тебя действительно
— Я не мог оставить вас во дворце, чтобы вы подняли тревогу, — терпеливо продолжал Мэт. Это было правдой в той или иной степени. — Уверен, что госпожа Анан объяснила тебе все это. — Он подумал, не сказать ли ей, что болтал пустяки и назвал ее своей женой из-за того, что просто перенервничал, — она, должно быть, считает его совсем полоумным! — но решил, что лучше не поднимать снова этот вопрос. Если она собиралась оставить это как есть, тем лучше. — Я клянусь, что никто не собирается причинять тебе вред. Мы не потребуем выкупа, мы хотим просто убраться отсюда, сохранив свои головы на плечах. Как только я придумаю способ отослать тебя домой в целости и сохранности, то сделаю это. Обещаю. До тех пор я постараюсь, чтобы ты не испытывала неудобств, насколько это будет в моей власти. Тебе нужно только смириться со всем остальным.
Большие темные глаза Туон вспыхнули, как молния в ночном небе, но она произнесла:
— Думаю, скоро я узнаю, чего стоят твои обещания, Игрушка.
Селусия у ее ног зашипела как кошка, которую окунули в воду, и повернула голову, словно собираясь возразить, но Туон слегка двинула левой рукой, и голубоглазая женщина покраснела и промолчала. Высокородные использовали что-то вроде языка жестов, когда имели дело со своими слугами. Мэт пожалел, что не понимает этих знаков.
— Ответь мне на один вопрос, Туон, — сказал он.
Ему послышалось, что Сеталль пробормотала: «Вот глупец». На скулах Селусии заиграли желваки, а в глазах Туон зажегся опасный огонек, но если она намерена продолжать называть его Игрушкой, то пусть его сожгут, если он будет награждать ее какими-то титулами.
— Сколько тебе лет? — Мэт слышал, что Туон была всего несколькими годами младше его, но при взгляде на нее в это трудно было поверить.
К его изумлению, опасная искорка в ее глазах разгорелась пламенем. На этот раз это было не просто молнией. Таким взглядом можно испепелить на месте. Туон выпрямила плечи и вытянулась в полный рост — не слишком большой; Мэт сомневался, что она будет выше пяти футов, не вставая на цыпочки, как бы ни тянулась.