Перекрестки

У Тони подкашивались ноги, словно он балансировал на краю пропасти. Он повернулся к Бабушке, но та буквально таяла в воздухе, от нее остались лишь смутные очертания. Глаза Тони словно пеленой заволокло, и все, что было ясно и осязаемо в последние дни, потеряло и яркость, и ясность. Из земли просачивались струи темного яда, они поднимались вверх и опутывали его, подобно нитям, прикрепленным к марионетке, ограничивая способность ясно видеть и мыслить. Отчаяние с жадностью поглощало чувствительные участки его сердца, которые начали было просыпаться к жизни, и засасывало их в колодец глубочайшего одиночества, который всегда был готов разверзнуться у него под ногами. Бабушка исчезла. Тони остался один и практически ничего не видел.

Тут он почувствовал на своем лице движение воздуха, овеявшее его опьяняющей сладостью. Этот аромат вытеснил вонь, казалось пропитавшую все вокруг. И затем Тони услышал шепот:

— Ты совсем один, Тони, и ничего другого ты не заслуживаешь. Было бы лучше, если бы ты вообще не родился.

«Это правда», — подумал Тони. Он был одинок — и поделом ему. Он уничтожил любовь всех, кто ее предлагал ему, и теперь иначе, как живым трупом, его нельзя было назвать. Сознание этого ощущалось им как крушение последних оборонительных сооружений. Страх ледяными пальцами сдавил ему грудь, проникая сквозь тело до самого сердца, и сжимал его, пока оно не остановилось. Тони словно окаменел, не в силах сопротивляться.

Но тут он услышал вдали смех и пение какой-то маленькой девочки. Звук приближался. Тони не мог двинуться с места и почти не мог дышать. Вряд ли девочка найдет его в этой кромешной тьме, она даже не догадается, что здесь кто-то есть. «Пожалуйста, помоги ей найти меня», — обратился Тони к Богу.

Пение приближалось, и вот девочка предстала перед Тони. Ей было лет шесть, ее черные как вороново крыло волосы были убраны с гладкого лба оливкового цвета и удерживались венком из маленьких белых цветов; белый триллиум был заложен за одно ухо. У нее были удивительные карие глаза, с лица не сходила улыбка.

Итак, Тони уже не один, она нашла его. Он испытал облегчение, напряжение в его груди начало ослабевать, он стал дышать глубже. «Но я не могу говорить», — подумал он.

Девочка лучезарно ему улыбнулась.

— Я знаю, мистер Тони, — сказала она со смехом, — но иногда мысли важнее слов.

Тони почувствовал, что улыбается в ответ, и подумал: «Где я?»

— Да, где мы, мистер Тони? Мы не одни здесь. — Девочка крутанулась, ее сине-зеленое платье с цветочками колыхнулось, затем она медленно склонилась в глубоком поклоне, как на сцене. От нее исходило тепло невинности, и Тони почувствовал, как тает ледяная корка, сковывавшая его. Ему хотелось рассмеяться, но он не мог.

«Где же мы все-таки?» — опять пришла мысль.

— Кто вы, мистер Тони? — спросила девочка и по-детски склонила голову набок, ожидая ответа.

«Безнадежный неудачник», — подумал он и почувствовал, как грудь его сжимает отчаяние.

— Вы — безнадежный неудачник? — произнесла малышка, и в уме у Тони промелькнула целая вереница сменяющих друг друга образов, подтверждающих его мысль, его вину.

— Но, мистер Тони, вы же не только неудачник, — заметила она. С ее стороны это было просто наблюдение, а не суждение.

«А кто же еще?» — подумал Тони.

Девочка начала прыгать вокруг него, время от времени прикасаясь к нему пальцами, словно считая что-то. Она объявила нараспев:

— Мистер Тони, вы также могущественный воин, вы не один, вы многому учитесь, вы удивительная вселенная, вы внук Бабушки, вы приемный сын папы Бога, вы слишком слабы, чтобы изменить это, вы прекрасный хаос, вы мелодия…

С каждой ее фразой ледяные цепи, сковавшие Тони, ослабевали, дыхание становилось глубже. Ему хотелось возразить на каждое из ее утверждений, но постепенно он смирился и только смотрел, как девочка танцует, и слушал, как она поет.

Что она могла знать? Ведь она всего-навсего маленькая девочка. Тем не менее он был уверен, что ее слова обладают силой, они отзывались в его застывшем сердце. Появление этого ребенка было подобно наступлению весны, потеплению и таянию снегов, за которыми обязательно должно последовать что-то новое. Малышка остановилась перед Тони и нежно поцеловала его в щеку. Он почувствовал, что может наконец произнести что-то — пусть шепотом.

— Как тебя зовут?

— Надежда! — Она расцвела в улыбке. — Мое имя Надежда.

Всякая сдержанность покинула Тони, и слезы закапали на землю. Надежда взяла его за низко опущенный подбородок и повернула лицом к себе, так что Тони заглянул прямо в ее неправдоподобные глаза.

— Разбейте его наголову, прогоните его, мистер Тони, — прошептала она. — Вы будете сражаться не один.

— Кого прогнать?

— Свое пустое воображение, которое мешает вам познать Бога. Разбейте его.

— Но как?

— Рассердитесь и скажите правду.

— Я думал, тот, кто сердится, всегда неправ.

— Неправ? Я все время сержусь на то, что неправильно.

— Кто же ты? — спросил Тони.