Перекрестки

Молния ударила совсем рядом с ним, сотрясая каменную стену, как хрупкое стекло, и сбив Тони с ног. Но от сотрясения открылся вход в коридор, и Тони заполз в темный проем. Как только он попал внутрь, буря прекратилась еще внезапнее, чем началась. Он легко поднялся на ноги и, придерживаясь рукой за стену, стал пробираться вперед, осторожно ступая, чтобы не угодить в какую-нибудь яму. Сделав два поворота, он оказался у двери. На ней был запор, аналогичный тому, который он открыл несколько дней назад, оказавшись у врат своей души.

Дверь открылась беззвучно, и, войдя, Тони опустил глаза, давая им привыкнуть к ослепительному свету, залившему помещение.

Это было нечто вроде маленького собора удивительной конструкции, украшенного орнаментами, но очень простого. Лучи света захватывали висящие в воздухе частицы пыли, зажигая их и разгоняя, как человеческое дыхание. Но наполнявший помещение стерильный запах диссонировал с общей атмосферой торжественности.

Все пространство собора было пустым — ни стульев, ни скамеек; лишь в дальнем конце высился алтарь, так ярко освещенный, что невозможно было его как следует разглядеть. Сделав шаг вперед, Тони прошептал:

— Я не один.

Звук отразился эхом от мраморных пилястр и от пола.

— Я не один! — повторил он в полный голос и пошел на свет.

Неожиданно он заметил в этом свете какое-то движение и испуганно застыл на месте.

— Габриэль?

Он не мог поверить своим глазам. Перед ним было то, чего он больше всего боялся и о чем тосковал. Это был не алтарь, а больничная койка, окруженная лампами и медицинским оборудованием, а прямо на него смотрело лицо пятилетнего Габриэля. Тони кинулся к нему.

— Стой! — умоляюще крикнул мальчик. — Папа, ты должен остановиться.

Тони остановился в десяти футах от сына, который был точно таким, каким он его запомнил. В отцовской памяти навсегда остался здоровый, полный жизни сынишка, едва вступивший на жизненный путь. И вот он был так близко от него, связанный трубками с постелью и всей этой аппаратурой.

— Это ты, Габриэль, неужели это ты? — Тони буквально выпрашивал подтверждение.

— Да, папа, это я. Но ты видишь меня таким, каким ты меня запомнил. Ты должен остановиться.

Тони был сбит с толку. С огромным трудом он сдерживался, чтобы не кинуться к сыну и не сжать его в объятиях. Между ними осталась какая-нибудь пара футов, а Гейб не велит ему подходить? Что за чушь? В Тони нарастала тревога, как быстро прибывающая вода.

— Габриэль, я не могу потерять тебя снова, я не выдержу!

— Папа, я не потерялся. Это ты заблудился, а не я.

— Нет! — простонал Тони. — Не может быть. У меня был ты. Я держал тебя на руках, но ты ускользал, и я ничего не мог поделать. Это так мучит меня! — Он упал на колени и закрыл лицо руками. — Но, возможно, — он поднял голову, — возможно, я смогу излечить тебя. Что если Бог переместит меня в прошлое, и я вылечу тебя…

— Папа, не надо…

— Но, Габриэль, если Бог может перенести меня из настоящего к тебе и если я вылечу тебя, то моя жизнь будет не совсем напрасной…

— Папа… — Габриэль говорил ласково, но твердо.

— И я не причинил бы такой боли твоей маме и твоей сестре, если бы только ты…

— Папа… — еще тверже произнес Габриэль.

— Если бы только ты… не умер. Кому было нужно, чтобы ты умер? Ты был такой маленький и слабый, и я делал все, что только мог. Я просил Бога взять меня вместо тебя, но он не захотел. Я не был достаточно хорош для него. Я так несчастен, сынок!

— Папа, прекрати! — скомандовал Габриэль. Тони увидел, что слезы текут ручьями из глаз его сына, и он глядит на отца с невыразимой любовью. — Папа, пожалуйста, перестань, — прошептал мальчик. — Перестань винить себя, винить маму, Бога и весь мир. Пожалуйста, позволь мне уйти. Ты много лет держал меня в этих стенах вместе с собой, но пришла пора нам расстаться.

— Но, Габриэль, я не знаю, как это сделать! — Это жалобное, предельно искреннее восклицание исходило из самых глубин его души. — Как это сделать? Как отпустить тебя? Я не хочу, я…

— Папа, послушай… — Габриэль тоже опустился на колени, чтобы смотреть отцу прямо в глаза. — Послушай, меня здесь нет. Это ты застрял в этом месте. Ты разбиваешь мне сердце. Тебе пора уйти отсюда, стать свободным, позволить себе жить и чувствовать снова. Смеяться и наслаждаться жизнью — это хорошо, это правильно.

— Но как я могу жить без тебя, Габриэль? Я не понимаю, как можно тебя отпустить.

— Папа, я не могу этого объяснить, но ты и так со мной, мы вместе. В «жизни после» мы нераздельны. Ты слишком задержался в этой испорченной части мира, и тебе надо освободиться.

— Но, Габриэль, почему тогда ты здесь? Почему я вижу тебя?

— Потому что я попросил об этом папу Бога. Я попросил его пустить меня сюда и помочь тебе навести порядок в твоей жизни. Я здесь потому, папа, что я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты жил свободной и полноценной жизнью.

— О Габриэль, мне так жаль, что я снова заставляю тебя страдать…

— Папа, прекрати. Как ты не понимаешь? Я не страдаю. Я хотел попасть сюда. Речь идет не обо мне, а о тебе.

— Так что же я должен сделать? — спросил Тони.